Панфилова Татьяна Васильевна, д.ф.н.,
проф. кафедры философии МГИМО (У)МИД России
Словосочетание «Философский пароход» привычно вызывает у нас, с одной стороны, чувство вины перед невинными жертвами большевистских репрессий, с другой – сожаление по поводу утраты Россией лучших фило-софских умов (дальше речь пойдёт не обо всех высланных представителях интеллигенции, а только о философах). Предстоящая годовщина, однако, представляется серьёзным поводом для того, чтобы переосмыслить произо-шедшее, расставив всё по своим местам с учётом нынешних знаний и в свете событий, последовавших за высылкой философов из страны.
Начнём с того, были ли высланные философы «невинными жертвами»?
Принято считать, что причиной высылки являлись идеологические разногла-сия ряда философов с большевистскими властями – и только. Но это не соот-ветствует действительности. Не возьмусь утверждать относительно всех вы-сланных, но, как правило, либо они были связаны с контрреволюционными организациями, либо были идеологами партий, враждебных большевикам, либо в какой-то форме поддерживали «белое» движение. Правда, их прегре-шения не тянули на расстрельную статью, но большевистское правительство это и признало, в результате чего был предложен компромиссный вариант – высылка, причём не в Сибирь, а за границу. Конечно, это тоже наказание. Но давайте поставим себя на место тогдашних руководителей страны. А мы бы что сделали на их месте? Страну надо восстанавливать после разрухи, для чего необходимо навести жёсткий порядок, а тут находятся люди, которые этому мешают. Кстати, что бы сделали сами высланные представители ин-теллигенции, если бы оказались у власти? Судя по их противодействию большевистскому правительству, они, скорее всего, поступили бы сходным образом.
Но допустим, что большевики были неправы и философы должны были остаться в России. Что бы дальше произошло? Им пришлось бы работать в советских учреждениях или преподавать в новых учебных заведениях не то, что они преподавали до революции, а какие-то новые предметы. Готовы они были к такому обороту дела? Не похоже! А на какие средства они бы жили? Больше того, как элементы социально чуждые, причём не только большеви-кам, но и основной массе населения, могли ли они рассчитывать на защиту со стороны властей и от преступников, и от простонародной толпы, в глазах которой они были «буржуями»? Боюсь, что нет. Велика вероятность того, что они пали бы жертвами разгула не преодолённой пока анархии. Так что, как ни крути, им были предложены приемлемые условия для выживания.
Что потеряла страна в лице философов, отправленных в изгнание? Ко-нечно, образованные люди нужны любой стране, тем более – стране почти поголовной неграмотности. В этом смысле потеря налицо. Однако обычно указывают на то, что высланные философы были мыслителями мирового уровня. Так ли? Давайте и здесь будем честны: они получили мировое при-знание, оказавшись в эмиграции и занявшись критикой происшедшего в Рос-сии. Вот чем они оказались по-настоящему интересны Западу. Прославились бы эти мыслители в той же мере, останься они в России, - открытый вопрос. Во-первых, они не получили бы возможности взглянуть на происходящее в России со стороны. Во-вторых, скорее всего, они продолжали бы придержи-ваться своих философских взглядов, существенно расходившихся с потреб-ностями страны. Перед страной стояли задачи ликвидации безграмотности, индустриализации, электрификации, создания единой системы народного хозяйства, разработки планов развития страны. Чем могли помочь в решении этих задач высланные философы? Утверждением того, что свобода – это хорошо, а несвобода плохо? Хорошая мысль, но какой от неё толк в сложив-шейся ситуации? Можно, конечно, возразить, что философы не обязаны за-ниматься прикладными вопросами типа организации народного хозяйства. Предмет философии – всеобщее. И это верно. Но давайте обратимся к наше-му времени и вспомним, какие задачи мы – члены РФО – ставим перед собой. После каждого Российского философского конгресса мы с сожалением отме-чаем, что прорывные идеи так и не прозвучали. И нельзя сказать, будто ниче-го интересного на заседаниях не говорилось, - много интересного, спорного, перспективного! Но серьёзного прорыва опять не получилось. А он нам сего-дня так нужен! – А тогда был не нужен? Готовы ли были тогдашние филосо-фы выдать что-то принципиально новое? – Не заметно. Причём это относится и к тому времени, пока они оставались в России, и к эмигрантскому периоду. Никто из них не отказался от религиозной направленности философии, при-чудливым образом совмещая идею свободы личности с религиозными пред-писаниями, что резко расходилось с господствовавшим в 30-е годы умона-строением: «Нам нет преград ни в море, ни на суше». Зато актуальная для страны идея развития личности в коллективе и через коллектив отвергалась ими с порога. Утвердившийся в Советском Союзе государственный строй философы – изгнанники дружно клеймили как тоталитарный, но что они предлагали взамен? – Свободу! Как же её утвердить и тем более обеспечить? Предложение одно: свергнуть проклятых большевиков. И кое-кто одобрял любые действия в этом направлении. А дальше что? Человек автоматически станет свободным?
Интересно отметить, что, восхваляя свободу мысли в противовес боль-шевистским ограничениям, русские философы не допускали никакой другой точки зрения, помимо собственной, и призывали к уничтожению своих идей-ных противников, продолжая упрекать в этом большевиков. Рискну предпо-ложить, что, доведись некоторым из философов – эмигрантов, например, И.А.Ильину, стать членом правительства, он учинял бы расправы почище ОГПУ, причём под знаменем свободы и борьбы против тоталитаризма.
Так что хватит стенать по поводу «Философского парохода». Пора дать спокойную, взвешенную конкретно-историческую оценку переломного вре-мени нашей истории и вкладу каждого из участников тех событий, не впадая в преувеличения ни в ту, ни в другую сторону. Преувеличенная оценка вы-дворенных из страны философов мешает нам по достоинству оценить дея-тельность тех, кто остался, и тех, кто вырос при советской власти. Многие отечественные философы внесли и продолжают вносить серьёзный вклад в развитие философии, ничуть не меньший, чем это сделали эмигранты из Рос-сии. А если среди советских философов встречались примитивные догмати-ки, то где и когда их не было? В среде эмигрантов догматизма тоже хватало.
Над чем действительно стоит задуматься, так это над тем, удалось ли нам преодолеть отчуждение интеллигенции вообще и философов в частности от основной массы населения, т.е. решить проблему, на которую споткнулись наши предшественники? Почему нам не удаётся выработать действенную мировоззренческую систему, которая бы овладела массами и с помощью которой можно было бы вывести страну из тупика? Есть над чем подумать.
