Сергей Сокуров: Продолжение одного «Сценария»

• 

В январе этого года  ряд отечественных и зарубежных СМИ  опубликовали мой бесхитростный рассказ о забавной встрече со старым знакомцем во Львове («Сценарий глазами умалишённого»).  С тех пор много воды утекло и в Полтаве, заключённой в главную канализационную трубу под Высоким замком, и в Днепре, и в его притоках.  Украина уже не та, и украинцы изменились, что я отметил,  когда вдруг неожиданно пересеклись наши, с героем названного очерка, пути.  Встреча стоит  того, чтобы описанием её продолжить тему. Но из-за давности события  она наверняка забылась читателем, да и последний обновился. Поэтому я позволю себе вначале пересказать встречу, случившуюся прошлой зимой. Наберитесь терпения.  Итак…*

До начала 2014 года во Львов я не заглядывал лет десять.  Собравшись наконец в город своей молодости, придал себе, как мне казалось, неузнаваемый вид: сбрил бороду, обзавёлся очками в пол-лица с тонированными стёклами, отрепетировал перед зеркалом «придурковатый вид», чем в бытность мою отличался средний неистребимо-сельский житель этого некогда польского и австрийского города. А мовой я владею удовлетворительно.  Предосторожности были не излишни: хлопцы из Товарыства(общества) поэта Стуса обещали мне «горячую встречу», только сунься я в «Украинский Пьемонт». Причина тому - некоторые особенности моей публицистики.

Вначале уловка сработала: я проехал неузнаваемым на  единичке трамвая до центра, там погрустил о прошлом. Город производил впечатление глубокого, надёжного тыла того фронта, что развернулся  на Днепре с ноября 2013 года: лица озабочены, но уверены в своей безопасности – Европа рядом, поможет. Потом пешим ходом  добрался через знаменитое Лычаковское кладбище до Холма Славы, где у меня была оговорена встреча. По её окончании, сел на  трамвайную же двойку, намереваясь выйти на улице, которая раньше носила имя Энгельса, а до того называлась Листопадной.

Трамвайный вагон был переполнен, но на первой остановке возле меня, стоячего, освободилось место. Я с облегчением плюхнулся на сидение. И сразу над моим ухом на чистейшей австроукраинской мове (здесь и далее перевод мой): «Кого я вижу! Пан Сэргий!». Смотрю, рядом со мной мой давний знакомец, имя которого я запамятовал (буду здесь звать паном Романом). Он-то знал меня именно безбородым. И тогда, в самом начале 90-х (вспомнилось), я носил именно такие очки, которые сейчас были на мне для конспирации. Да, годы меня изменили, но, как видите, я остался узнаваем. Правда, мне повезло: пан Роман не был «свидомым украинцем» в той опасной стадии идиотизма, в который массово впали австроукраинцы (т.е. галичане), когда, после благословения Москвы, Львив  переживал медовый месяц с неведомой галичанам незалежностью.  Мой невольный разоблачитель был из тех, кого можно назвать просвещённым националистом.    Я поторопился увести в сторону разговор от моей особы – стал расспрашивать о делах «Товарыства украйинськойи мовы», где он, помнится, подвизался оратором. Он ответил коротко и ёмко: «Набрыдло». Понятно,  надоело. И тоже поинтересовался: «Что сейчас пишешь?». - «Исторические рассказы», - ответил я полуправдой. Наконец, что было неизбежно, разговор коснулся Майдана, который стал в Киеве уже не просто площадью и прилегающими улицами, а многосложным явлением, свойственным только современной Украине.  Я спросил попутчика, как он думает – чем обернётся эта «революция на майдане биля Рады» (по строке известного стихотворения  украинского поэта-классика Сталинской эпохи). 

“Peesdets” , - ответил он то ли на мове, то ли на language. Значения этого слова я не знал (и не обнаружил его потом ни в одном словаре), но по лицу собеседника понял, что это очень плохое слово, обозначающее небытие в его самой мрачной стадии. «Что, никакой надежды? - обеспокоился я. -  Ведь у Януковича внутренние войска, и  Юго-восток за ним. Говорят, в Новороссии началось формироваться народное ополчение. И ещё я слышал, будто ваш президент приказал арестовать лидеров оппозиции на последней с ними встрече. И что в Киеве объявлено военное положение, а западные области в экономической блокаде» - «Какой такой Янукович! - вдруг возбудился пан Роман. –  Нет больше твоего Януковича! Его наш новый кандыдат тяжёлого веса уже в  первом раунде…нокаут!».

Я не знал тогда, 10 месяцев назад, верить или не верить. Дело в том, что последнюю неделю увлечённо работал над статьёй о вечной дружбе двух братских народов и многое, что вытворяют сейчас братья по ту сторону Днепра, пропускал мимо глаз и ушей. Так, в неведении, и выехал во Львов, а в дороге читал на верхней полке, к купейным разговорам не прислушивался.  Сейчас, в трамвае, мой собеседник уже почти кричал, привлекая к себе внимание.  Речь его становилась всё более сбивчивой. Чтобы читателю было понятно, я вынужден здесь передать её своими словами.

По словам пана Романа выходило, что правительство Азарова дальновидно сбежало в Харьков. Что Симферополь объявил о выходе Крыма из состава Украины и начал какие-то переговоры с Москвой, а Бахчисарай с округой стал анклавом Большого Стамбула. Севастополь же, ссылаясь на свой особый статус при советской власти, ограничился напоминанием Кремлю о своей безоговорочной  принадлежности правопреемнице СССР.  Будто бы Владимир Путин отозвался на отчаянный призыв соотечественников спасти их от галичанской орды. С кораблей Черноморского флота РФ высажены десанты в Измаиле, Одессе, Очакове, Николаеве, Херсоне, др. портах Чёрного и Азовского морей. Пан Роман, по его словам,  обладал верной информацией о вхождении в Ровно и Луцк танков Лукашенко. Не секрет, что Батька заручился нейтралитетом Польши в обмен за возвращение ей Львува. «Укрпьемонт»  остался беззащитным, так как «свободовцы» и «трызубовцы Стэпана Бандеры»  заняты установками суперрогаток на ближних подступах к Киеву, окружённому механизированными бригадами Армии РФ под командованием самого Шойгу, усиленными тывинской конницей имени Чингизхана. Штурм столицы-без-страны начнётся сразу, как только закончится Олимпиада в Сочи.  Америка удовлетворилась уступчивостью России в ближневосточном вопросе. Франция занята любовницами Франсуа Олланда.  Германия боится лишиться в зимние месяцы поставок русского газа, так как все немецкие турки перемёрзнут. На угрозу применения силы (со стороны Литвы, Латвии и Эстонии) Россия ответила приведением в полную боевую готовностью стратегического ядерного оружия в количестве одной учебной ракеты и объявила ограниченную мобилизацию в деревнях на границе с Великой Чухонией.

**

К сожалению, мне не пришлось дослушать до конца своего давнего знакомца. Мешал поднявшийся в трамвае шум, так как каждый пассажир спешил высказать своё мнение. Кто-то сзади стал настойчиво дёргать меня за рукав.  Я   обернулся. Незнакомец представился другом семьи пана Романа.  Шепнул мне, дескать, не возбуждайте его вопросами – вин хворый.  Везёт-де львивянина в Кульпарков, в известную дур-клинику, на обследование, ибо Роман последнее время стал заговариваться, проявлять буйство.  Даже при ночных любовных утехах с женой по имени Слава (Ярослава) кричит «Слава Украйини!», пугая  соседей за звукопроницаемыми стенами.

Я подчинился просьбе  - пересел подальше от греха. И скоро сошёл.  Пана Романа везли до конечной остановки, а оттуда рукой подать до места успокоения.  Сложные чувства овладели мной. С одной стороны, я стал свидетелем бесспорного нарушение психики. С другой…  На Святой Руси когда-то умалишённые, которых называли  блаженными, нередко оказывались мудрее признанных мудрецов. Помните, как один юродивый предсказал гибель Годуновых и многолетнюю Смуту?  Так что, на всякий случай,   лучше прислушиваться к словам собеседников,  чем затыкать уши.

***

Повторяю, с той встречи прошло 10 месяцев. В Киеве сменились президент, два правительства, Вэрховна Рада и традиционная ориентация под решающим воздействием таких диячыв, как Олег Ляшко. Уточняю: ориентация политическая – гэть от Москвы! На Запад!

И вот я опять во Львове (теперь с бородой, отпущенной на необычную для меня длину,  без очков вообще, с бабушкиным лорнетом. Увы, конспирация). На трамвайных остановках скачу, чтобы меня не приняли за москаля, в трамвае напеваю под нос нечто среднее между «Щэ  Вкрайина нэ згинэла» и «Еще польска нэ вмырае». Если не примут за «щирого», то сойду за «гонорового»,  бить не станут.  Народы-соседи ведь после Волынской резни в 1943 году стали братскими. 

В один из дней второго тайного визита в Укрпьемонт я оказался на улице «Всех Бандеровцев  Землю Украинскую Заср… тось, Засеявших»,  у второй, от начала, остановки трамвайной линии  №2. Она долго оставалась пустынной. В толпе ожидающих говорили, что уряд нэзалэжной принял постановление обшить лучшие вагоны городского автопарка  фанерой, «под броню», и отправить, под видом  «мэрыканщькых танкив»,  против сепаратистов  на Донбасс, для чего протянуть колею от Львова до аэропорта в Донбассе, за счёт скидки на москальский газ.  Наконец вдали показались красные вагоны. Бока их раздувались от переизбытка пассажиров.  Чудом втиснулся вовнутрь. Едва перевёл дыхание, слышу до боли под ложечкой знакомый голос: «Пан Сэргий!». Ну, что за совпадения!  Опять старина Роман – на той же линии, как и 10 месяцев назад, только обратным ходом.  Узнать его не просто: отъелся, разгладился, в новой, будто с плеча олигарха, куртке поверх больничного халата. Пробрался ко мне, бесцеремонно, «по ногам», как пушкинский театрал Онегин.

Оказалось,  Роман по-прежнему состоит пациентом клиники на Кульпаркове.  На мой горестный вздох решительно возразил: «Розумиешь, пан Сэргий, я сам не хочу домой.  Только в нас, в лекарне, остались ещё нормальные.  А там, - Роман  махнул рукой в  сторону окон вагона и выразительно покрутил пальцем у виска, -  все того…».  

В тот день, 21 ноября, по словам Романа, ходящих пациентов  знаменитого дурдома львовские подмайданные  власти  направили в центр города на  празднование 1-й годовщины Евромайдана – для усиления массовки.  Перевозка трамваями, ввиду трудностей с затянувшимся АТО. Замечено было, что после специнъекций  штатовскими  снадобьями  патриотические чувства свидомых украинцев возбуждаются сильней, чем от булочек Виктории Нуланд и обещаний Джо Байдена, который теперь при президенте Порошенко вроде кардинала Ришелье при Людовике XIII.  

После объяснения Романа, я понял, почему пассажиры трамвая показались мне  какими-то, как теперь говорят, неадекватными, будто везли их  в армейском эшелоне сразу на фронт.  На меня, как на лицо новое, обратили внимание, стоявшие рядом стали представляться.

«Прэзыдэнт Порошэнко», - сказал один,  действительно похожий на президента Украины и одновременно на рабби Фальтсмана из местечка Болград. И, выплюнув на ладонь иссосанный леденец, предложил мне купить его (на зимние кальсоны славогероям доблестной украинской армии, - пояснил прэзидент, принимая от меня бумажку в одну грывню).  Другой, напоминающий лицом жертву врождённого инфантилизма, представился Арсэном Яценюком, графом Мажино фон Маннергеймом. «Не могли бы вы, пан турыст (так я представился), уговорить  Пекин перенести Великую китайскую стену на восток незалежной, бо  Путин ходыть туды-сюды, туды-сюды… Я заплачу». И стал шарить по пустым карманам соседей. Пожилая девушка с крашеной под золото косой, в виде короны, которая (шепнул мне Роман)  заслуженно отдыхает в Кульпаркове после службы в Украинском национальном борделе в Брюсселе, спросила, профессионально улыбаясь:  «Не  узнаёте?  Так я ж Юля». И предложила (нет совсем не то, что вы подумали, читатель)… предложила присоединиться к ней в деле создания самостийной атомной бомбы, «чтобы расстреливать москалей» (дословно).  И все, кто протягивал мне руки, называли себя именами украинской политической и экономической элиты. Да, прошли времена, когда жильцы жёлтых домов мнили себя Наполеонами и чайниками. Другие времена, другие предпочтения…

Мой знакомец Роман  явно отличался от других сидельцев клиники. В одном глазу – проблески ума, в другом –  без проблесков. Снисходительно улыбаясь, освободил меня  от назойливых  приставаний своих однопалатников и протолкнул в  угол салона, прикрыл широкой спиной.  Заглядывая мне в глаза зашептал доверительно:  «Розумиешь, пан Сэргий, Украйины вжэ нэма… Украйина – цэ Европа».  Я не мог понять, начался ли у моего собеседника приступ безумия или это присущее ему ироническое выражение мыслей. И решил продолжить разговор, будто всё сказанное им принимаю за чистую монету: «А Европа – что?» - «Европа – цэ Амэрыка». – «Понимаю, пан Роман. Так что же вы празднуете сегодня?» - «Дэнь гидности и свободы». –  «Достоинство», мысленно перевёл я слово «гидность» и задумался под стук колёс на рельсовых стыках, пропуская мимо ушей слова собеседника.

Есть ли ещё в мире другая общность людей, которая  рушит памятники основателю своей державы?  Избавляется от материальных и духовных свидетельств своей реальной истории?  Рвёт многовековые связи со  спутниками на общем историческом пути ради химер и лживых соблазнов?  Назначает праздниками дни,  события которых приводят к разрухе,  голоду,  падению экономики, обнищанию населения, беззаконию, торжеству агрессивного меньшинства над униженным им большинством,  к гражданской войне, к потери территорий, к неизбежному при таком развитии событий государственному небытию?

Не найдя мысленно в истории человечества другого такого примера и не в состоянии  ответить на возникшие вопросы, спросил Романа при выходе из трамвая на многолюдном в этот час проспекте Свободы:

- Спасибо за разъяснение, Роман. Но скажи, если Украина – «цэ  Европа», а Европа – «цэ Америка», то Америка…

- Цэ наш Кульпаркив.  Именно отсюда правят Украиной, - поспешил с ответом мой давний знакомец и, ухмыльнувшись, исчез в толпе,  чьё поведение буквально на глазах всё сильнее наводила на мысль о сходстве с внутренней жизнью в палатах известного львовского  дома умалишённых.  Так я и не понял, безумен ли Роман на самом деле или только прикидывается, чтобы не выглядеть чужим среди своих.