Александр Щербаков. «И гордый внук славян…»

Sherbakov

    В пору нашей литературной молодости  наставники часто приводили нам строки Бориса Пастернака: «Кавказ был весь, как на ладони, и весь, как смятая постель». В качестве образца предельно точного художественного сравнения. Чуть позднее почти образцовым стало и  выданное  Андреем Вознесенским сравнение  чайки в небе с… плавками  Бога. Несмотря на очевидное кощунство. И молодые поэты должны были стремиться к чему-то подобному. Помню, мой коллега из местных сравнил колос ржи с… львиной лапой и очень гордился этим.  

  А когда я на одном семинаре встал и с крестьянским здравомыслием  вопросил: «Допустим, Кавказ похож на постель, ну, и что? Чайка - на плавки, колос – на звериную лапу, ну, и что?», - меня обвинили в тупости и глухоте.

Между тем, классики в употреблении «сложных» метафор-сравнений  весьма сдержанны. И если прибегают к ним, то не ради того, чтобы отметить внешнее сходство чего-то с чем-то, а ради более точного выражения чувства и смысла, ради одухотворения окружающего мира. У Александра Пушкина о буре: «То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя». У Сергея Есенина о затурканных нуждой и смутой  крестьянах: «Они, как отрубь в решете, средь непонятных им событий». У Николая Заболоцкого о старой супружеской чете: «И только души их, как свечи, струят последнее тепло» Без вычурности, просто, органично и весьма  многозначительно, в добром смысле этого слова.

 Но даже такие «явные» и скрытые сравнения у классиков довольно редки. Они для них далеко не главное средство художественной выразительности. А что же главное?  Пушкин сказал прямо: «Поэта делает эпитет». То есть яркое, образное определение. Сам Пушкин следовал этому правилу неукоснительно. У него почти нет банальных или случайных эпитетов. Они, как правило, новы, точны и выразительны. Ко многим мы с вами просто привыкли, как к «постоянным эпитетам» из народных песен, былин и сказаний. Но попробуйте взглянуть свежим глазом и прислушаться свежим ухом: «От финских хладных скал…», «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» Или, наконец, вот это, ради чего я горожу весь огород: «Игордый внук славян…»

  Да, только так: «гордый внук славян». Не в смысле  - обуянный  гордыней, а в смысле - прямой, с чувством самоуважения и человеческого достоинства.

   Думается, Пушкин перебрал дюжину эпитетов, но остановился на этом «гордый», оказавшемся самым верным, на его взгляд. Единственно точным. А разве не так? Разве не эту черту, наряду с патриотизмом и удалью, нестяжательством и любовью к справедливости, отмечаем мы среди главных у наших национальных героев и просто ярких исторических фигур, запечатленных народной памятью?  Вспомним того гордого, непокорного стрельца петровских времён, шагнувшего на эшафот со словами: «Отойди, Государь, здесь моё место!». Вспомним «архангельского мужика» Михайла Ломоносова, что ответил графу Шувалову, вздумавшему пошутить над ним: «Не токмо у стола знатных господ или у каких земных владетелей дураком быть не хочу, но ниже у самого Господа Бога, который мне дал смысл, пока разве не отымет». Или того же Пушкина, прямо  признавшегося самому Царю: «Я был бы с ними… на Сенатской площади». Вспомним Ивана Сусанина, протопопа Аввакума Петрова с боярыней Феодосией Морозовой или Дмитрия Менделеева, величайшего учёного и горячего патриота, даже не избранного в Академию за эти  «излишние» русские прямоту и патриотизм.

 Да, «гордый внук славян…»

 И если у иных народов родилась мудрость: «Лучше быть живым псом, чем мёртвым львом» (зверь явно не из русского пейзажа), то у нашего в почёте другой нравственный выбор: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». Или, как изрек Новгород-Северский князь Игорь, обращаясь к «полку»  перед сечей: «Лучше убитому быть, чем полонённому быть» …

 И об этом знает весь мир. Недаром Бисмарк когда-то сказал, что «русского солдата мало убить, его надо ещё повалить». А вспомните казачьего есаула Филиппа Миронова, сперва смело бросившего царским сановникам, скорым на расправу с недовольными: «Готов снять чины и ордена, но жандармом не буду!» А позже, будучи уже  красным командиром, с не меньшей «дерзостью» заявившему советскому вождю: «Именем революции требую прекратить политику истребления  казаков!». И это в тот момент, когда генерал Краснов обещал за его голову 400 тысяч золотом, а комиссар Троцкий призывал первых встречных пристрелить его, «как бешеную собаку». И оба - за веру в свой народ и приверженность «народному самодержавию»…

     А сколько напрашивается примеров из времён Великой Отечественной, да и новейшей истории! Достаточно упомянуть, положим,  генерала Дмитрия Карбышева (военного инженера из белых), превращённого  в Маутхаузене фашистами  в ледяной столб, но отказавшегося служить врагам.  Или  московскую девочку-школьницу Зою Космодемьянскую, внучку священника,

добровольно ставшую партизанкой, которая после лютых мук, принятых от захватчиков, сказала жителям Петрищева: «Русский народ всегда побеждал, и сейчас победа будет за нами», а с петлёй на шее бросила извергам: «Всех нас не перевешаете, нас 170 миллионов! А за меня вам отомстят наши товарищи!»

     Иные скажут: ну, это война, это история…  Однако в жизни всегда есть место не только подвигам, но и просто порядочным, гордым поступкам. И, слава Богу, у нас ещё немало людей, способных на эти поступки. Взять хотя бы поэта, редактора «Нашего современника» Станислава Куняева, который

в дни переворота, когда опричники префекта Музыкантского в Москве пришли реквизировать Дом писателей и предъявили некую «ксиву», просто разорвал её на глазах коллег. И они вместе  отстояли писательский штаб. Или писателя-фронтовика Юрия Бондарева, гордо отказавшегося от награды из рук новых правителей, разрушителей великой Державы. Или талантливого артиста, бывшего детдомовца, ставшего последним министром культуры в Советском Союзе, Николая Губенко, который, как я  читал, брезгливо отклонил предложение сыграть роль Георгия Жукова, маршала Победы, с… «постельными сценами» в очередном  фильме пакостников - очернителей прошлого, хотя ему сулили за это гонорар аж в 750 тысяч «баксов»…   

 Да, «гордый внук славян» И, повторим, отнюдь не потому, что спесив, самовлюблён, одержим греховной гордыней,  а потому, что превыше всего ставит честь, достоинство, справедливость. И что бы ни сочиняли ныне лукавые щелкопёры о «рабской душе» русских людей, как бы ни обзывали их «детьми Шарикова», косорукими «дармоедами» и «оккупантами», жив он, «гордый внук славян». Ему по-прежнему чужда сатанинская гордыня, он по-прежнему простосердечен  и простодушен, но это не значит, что у него нет гордости. Да, согласимся,  чувство это было искусственно принижено и частично придавлено в нём.

Ведь семьдесят с лишним лет он без передыха тянул колымагу интернационализма, впоследствии, как оказалось, никому не нужную, «сидел» на постной соломе, уступая отборный овёс красовавшимся пристяжным, понатёр в пути плечи и  растерял подковы, но его ещё рано списывать на живодёрню. Тут надежды вьющихся над ним оводов, слепней и прочего гнуса неоправданно оптимистичны. Он не загнанная кляча, а лишь укатанный на горках Сивка-Бурка и утомлённый Холстомер, который  при добром уходе ещё покажет свою летящую рысь, свою русскую иноходь.

 Тому порукой – картина текущих дней. Ведь и сегодня, в «рыночные» времена, разве не он же, не русский, не славянский «коняга» тянет главную лямку на тощей пашне, редком заводе, в воинском строю на суше и на море?

 Пока ушлые ребята из числа советников, экспертов и серых пиджаков офисного планктона с мушиной  быстротой  плодят сомнительные экономические прожекты, сводящиеся в основном к перераспределению дармовых,  ранее созданных благ (да ведь и сам рынок – это  вовсе не производительная сила, но лишь инструмент  распределения продукта), рабочий, трудящийся человек, а в России это на 85 процентов  русский человек, «доит, пашет, ловит рыбицу», куёт, строит, печёт и варит. И уже ясно, как день, что спасение наше придёт не от чудодейственных программ и указов, а именно от этого кропотливого, ежедневного созидательного труда. От мастерства и умения, которых не занимать россиянам, и не в последнюю очередь - «гордому внуку славян».

 Кажется, это начинают понимать наши мудрые поводыри разных рангов,  погрязшие, было, в политических сварах, дворцовых интригах и пустых, безответственных речах. Даже на самом верху озаботились вдруг дефицитом  толковых инженеров, механиков  и задались вопросом, как поднять престиж рабочих профессий. И уже звучали ответные предложения, что, может, стоит для молодых  ребят, выбравших рабочие специальности, утвердить систему поощрений. Или, например, возродить движение наставничества, какое было  в советские времена. Что ж, неплохо, наверное, и поразмыслить и над этим.

   Но главное, думается,  надо срочно что-то менять в системе, так, чтобы она нуждалась не в бесправном и полуграмотном рабе, завезённом  извне, готовом  жить в скотских условиях и работать за гроши, а была прямо заинтересована в настоящем мастере. Своём, отечественном, русском Левше, знающем, смекалистом и умелом, который  способен гарантировать качество самого высокотехнологичного продукта, но, конечно, требует и соответственного уважения к себе и к своему труду.

 А без этого уважения, морального и материального, мы мастера-умельца  не воспитаем, не удержим  в стране, и все наши  разговоры об инновациях-модернизациях останутся блефом. В том числе и - в сфере «оборонки», какие триллионы рублей не вколачивай в неё. Ведь если верны данные нынешних социологических опросов, согласно которым почти две трети призывников заявляют, что они не будут воевать с оружием в руках за «эту страну», то мы имеем дело просто с катастрофой.

И корни её - в многолетнем унижении человека труда, рабочего класса, «гегемона», нагло превращаемого в посмешище рыночными  властями и продажными борзописцами. Так что  начинать  придётся не только с закачки средств, но и с пробуждения национального самосознания народа, прежде всего – «гордого внука славян». С возвращения ему чувства человеческого достоинства, самоуважения, самостояния и гордости за своих предков и современников, за свою страну.

А возрождение этих чувств и черт неразрывно связано с воспитанием, с привитием трудолюбия, тяги и уважения к мастерству. Ибо не зря говорят в народе, что мастер – везде властен.

       Бывший главный приватизатор советского имущественного наследия и ярый ненавистник духовного, как-то выступая перед своими однопартийцами, единомышленниками и подельниками, дал им «нажитый» совет: «Побольше наглости!». Нам же с вами, дорогие радетели и печальники России, приспела пора обратиться к собратьям с призывом: «Побольше гордости!» А если  иные напомнят, что главная добродетель православного всё-таки смирение, то согласимся с ними в смирении перед Господом и ближними, но не перед недругами же Отечества!    

                                                             

                      Александр Илларионович Щербаков,

                                                           заслуженный работник культуры России,

                                                          лауреат литературных премий, Красноярск

_____________________

Предыдущая статья автора на нашем сайте: Александр Щербаков. Понуждение к спасению