С.Куняев. Пушкин — наш современник

Как мы уже сообщали, под занавес 2016 года в Центральном доме литераторов в Москве прошёл торжественный вечер в честь 60-летия журнала «Наш современник»

Вечер открыл главный редактор Ста­нислав Куняев, который произнёс своё слово об исторической и духовной связи журнала «Наш современник» с пушкинско-некрасовским «Современником». Мы предлагаем вам газетный вариант высту­пления.

— Десять лет тому назад мы провоз­гласили «Наш современник» журналом, продолжающим традиции пушкинско-некрасовского «Современника». Речь шла о схожести судеб двух журналов и об их ми­ровоззренческом родстве.

Судьба пушкинского «Современника» вначале не была счастливой.

В 1836 году вышло четыре журнальных тома. Два пер­вых — тиражом 2400 экземпляров, из ко­торых разошлось не более трети, а тираж четвёртого по причине малого спроса сни­зился почти втрое. После гибели Пушкина журнал стал постепенно чахнуть, и когда Плетнёв передавал его Некрасову, у «Со­временника» оставалось всего лишь 233 подписчика. Расцвет начался в некрасов­скую эпоху, когда приближалась отмена крепостного права и рождался слой раз­ночинной интеллигенции.

Между тем журнал был любимым де­тищем Пушкина. Во многих письмах по­следнего года жизни поэт с волнением и восторгом рассказывает о каждом из но­меров, расхваливает авторов, ругается с книготорговцами и недругами-журнали­стами. Его шедевры — «Скупой рыцарь», «Родословная моего героя», «Капитан­ская дочка», «Медный всадник», «Путе­шествие в Арзрум» — печатаются в «Со­временнике» рядом с повестями Гоголя, стихотворениями Тютчева, Жуковского, Боратынского, Кольцова, Лермонтова, Де­ниса Давыдова... Какие имена! Казалось бы, нарасхват должен идти журнал!

Но грамотная светская чернь уже была увлечена бульварным чтивом Булгарина, крикливыми антипушкинскими статьями Греча и Полевого, трескучими стихами Бенедиктова, ходульной прозой Марлинского, коммерческими романами фран­цузских сочинителей...

Рыночные нравы, хлынувшие в 30-е годы XIX века в русскую журнальную и га­зетную жизнь из буржуазной Европы, оза­дачили и даже испугали Пушкина. Почти за два века до телесериалов, детективов, женских романов и прочего «мыла» он почувствовал тлетворный запах перемен и бросил в лицо этой масскультуре, этой мно­голикой бесовщине перчатку.

Подобно «холодной толпе» тех лет, наша новолиберальная чернь не прочи­тала историческую эпопею Ирины Римской-Корсаковой «Побеждённые», про­шла мимо леоновской «Пирамиды», не заметила последний роман Белова «Час шестый», рассказы Распутина и его по­весть «Мать Ивана, дочь Ивана», личутинский «Раскол», брезгливо отвернулась от блистательных повестей Проханова «Идущие в ночи» и «Чеченский блюз». А ведь все эти произведения, печатавшиеся в журнале, каждое по-своему, продолжа­ют традицию пушкинской исторической прозы. В них народные и государственные начала ищут союза и равновесия, а если находят его в роковые минуты истории, то творец может с облегчением вспомнить заветные слова: «Окрепла Русь. Так тяж­кий млат, / дробя стекло, куёт булат».

Пушкинская свобода имеет совсем другое происхождение, нежели нынешняя покуп­ная «свобода слова» и фарисейские «права человека», сущность которых русский ге­ний разглядел почти два века тому назад.

Этой свободой дышали дневники Ге­оргия Свиридова и его вечно печальная мелодия к пушкинской «Метели», стихи Глеба Горбовского, проза Виктора Лихо- носова, повести Альберта Лиханова, мифотворческий полёт Юрия Кузнецова: «ночью вытащил я изо лба / золотую стре­лу Аполлона». А завершением была поэма о жизни Христа. Впрочем, и Пушкин тоже начинал с культа Аполлона, но в конце жизни написал свои самые проникновен­ные христианские стихи.

Свободой мысли и поисками полной Ис­тины дышат исторические работы Кожинова, публиковавшиеся в нашем журнале: «И назовёт меня всяк сущий в ней язык», «История Руси и русского слова», а также книга о 1937 годе. Вадим Валерьянович вы­рабатывал свой взгляд на историю с помо­щью Пушкина и Тютчева. Его настольным чтением были пушкинские жизнеописания Петра Первого и Пугачёва и тютчевские статьи «Россия и революция», «Россия и Германия».

А сколько в пись­мах Пушкина есте­ственных, здравых мыслей о семье, о женщине-жене, о детях, о воспитании чувств.

Но как обостри­лась по сравнению с пушкинским време­нем духовная брань за душевное здоро­вье народа, за цве­тущие многодетные семьи против само­убийственного для жизни культа однополых браков, от которых пахнет голубой смертью. В этой брани без пушкинской помощи нам не обойтись. О сатанинских «правах» человека на растление и грех го­ворит на страницах журнала патриарх Ки­рилл, о разрушительных соблазнах тёмной чувственности предупреждал общество Александр Панарин; уловки, которыми пользуется враг рода человеческого в пого­не за слабыми душами, — постоянная тема отважных Медведевой и Шишовой...

16 марта 1830 года Пушкин написал Вяземскому: «Государь, уезжая, оставил в Москве проект новой организации, кон­трреволюции революции Петра. Вот тебе случай написать политический памфлет, и даже его напечатать <...> ограждение дворянства, подавление чиновничества, новые права мещан и крепостных — вот великие предметы. Как ты? Я думаю пу­ститься в политическую прозу».

Он и стал основоположником этого жанра, написав «Путешествие в Арзрум», статью «О народном воспитании», «Вос­поминания», «Путешествие из Москвы в Петербург», размышления о «Собрании сочинений Георгия Конисского, архиепи­скопа Белорусского».

«Наш современник» продолжает эту традицию «политической прозы», печа­тая политические мемуары Николая Рыж­кова, «Великую криминальную револю­цию» Станислава Говорухина, трилогию Юлия Квицинского о трёх крупнейших предателях в мировой истории — Иуде Искариоте, Андрее Власове и Алексан­дре Тыковлеве (он же — Александр Яков­лев, ныне покойный); все труды влады­ки Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна, публиковавшиеся в 1990-е годы. «Россию распятую» Ильи Глазунова, «Историю русского масонства» Бориса Башилова, изданную как приложение к «Нашему современнику».

В нашем литературном поле везде про­растают всходы, посеянные Пушкиным: когда мы пишем о геополитических ин­тересах, о месте под солнцем и русского народа, и всех коренных народов России. Этот естественный и разумный патри­отизм понимают и принимают наши чи­татели. И потому либеральные журналы, пытавшиеся в 90-е годы возбудить инте­рес к писателям-эмигрантам, «переме­нившим отечество», постоянно печатая их, просчитались и растеряли своих чита­телей. П«Наш современник» обрёл славу и из­вестность в 90-е годы прошлого века как журнал не просто «оппозиционный», но открыто борющийся с компрадорской российской властью той эпохи, как ми­ровоззренческий, открыто борющийся с силами, совершившими «великую крими­нальную революцию». В те годы журнал стал своеобразным идеологическим шта­бом патриотических сил, сопротивляв­шихся ельцинско-гайдаровскому режиму.

Но сейчас, когда либеральная тусов­ка окончательно обанкротилась, когда её ставки на «болотный бунт» рухнули, когда её лидеры открыто перешли в стан русофобов и наёмников Запада, «Наш современник», благодаря ходу истории, естественно ощутил себя как журнал, утверждающий во всех сферах жизни па­триотические и национально-обществен­ные интересы России.

Литература в России — это вторая рели­гия. «Пушкин — наше всё». Не Менделе­ев, не Циолковский, не Суворов, а именно Пушкин! Недаром в XVIIIвеке Ломоносов, Державин, Тредиаковский были почётны­ми гостями при императорском дворе. Не­даром Николай Iбеседовал с Пушкиным и называл его «умнейшим человеком в России», недаром Есенина приглашали читать стихи царской семье, а Горький и Шолохов были постоянными собеседни­ками Сталина. Что бы ни писали, как быни спорили об истории России, русский читатель всегда будет судить о петровской эпохе по «Полтаве» и «Медному Всадни­ку», о пугачёвщине — по «Капитанской дочке», об отношениях с Польшей — по «Тарасу Бульбе», о войне 1812 года — по «Войне и миру», о революции 1917 года и Гражданской войне — по «Тихому Дону».

Недавно Первый канал показал мно­госерийный фильм, созданный по ро­ману Василия Аксёнова «Таинственная страсть». Персонажи киноэпопеи — Аксё­нов, Евтушенко, Окуджава, Ахмадулина, Рождественский, Высоцкий, Вознесен­ский и другие — изображены как роман­тики эпохи, как чистые, искренние поэ­ты, сопротивлявшиеся всесильному КГБ и тупым бюрократам советской системы, как прекраснодушные либералы и герои своего времени. На самом деле, они были во многом баловнями и фаворитами си­стемы, о чём свидетельствуют их книги, их судьбы, их поступки. Они сами называ­ли себя «детьми XX съезда», который со­стоялся в феврале 1956 года и на котором партийный авантюрист Никита Хрущёв выступил с печально знаменитым докла­дом, оклеветавшим трагическую и герои­ческую сталинскую эпоху.

Племя литературных приспособленцев, для которых этот доклад стал учебником жизни и руководством к действию, на­звало самих себя «шестидесятниками», а эпоху, что наступила после XXсъезда, «оттепелью». Судьбы этих «детишек» сложились в основном удачно. Они стали любимцами партийной элиты, отрекшей­ся от сталинской эпохи, и все как один присягнули «ленинскому времени» в стихах и поэмах.

Семена того, что Хрущёв лукаво име­новал «ленинизмом», были посеяны в их души в 1956 году. Но обществу узнать сущность этого посева по плодам его при­шлось почти через 40 лет, в 1993 году.

Известная российская поэтесса Лариса Васильева, дочь Николая Кучеренко — од­ного из знаменитой команды создателей легендарного танка Т-34, — недавно напи­сала в своих воспоминаниях:

«Когда это было — весной 66-го года. Ресторан Дома литераторов. Сидят осо­бенные, амбициозные. Прервав свой раз­говор, Межиров внезапно повернулся к Евтушенко и своим завораживающим го­лосом говорит: «Я никогда не прощу тебе, Вознесенскому, Белле, Булату того, что вы своими организованными сочинениями, своей шумихой заслонили путь целому поколению к океану настоящей поэзии». Поворачиваюсь к Межирову: «Вы имели в виду поэзию Серебряного века? — Отнюдь нет! Серебряный век состоялся так, что его невозможно заслонить. Я говорю о поэтах вашего поколения — о Горбовском, Рубцо­ве, Юрии Кузнецове и многих других».

В заключение приведу три мысли Пуш­кина о трёх гигантах мировой истории.

О Европе: «Европа в отношении Рос­сии была всегда столь же невежественна, сколь и неблагодарна».

О США: «С изумлением увидели демо­кратию в её отвратительном цинизме, в её животных предрассудках, в её нестер­пимом тиранстве. Всё благородное, беско­рыстное, всё возвышающее душу челове­ческую подавлено неумолимым эгоизмом и страстью к довольству».

О России: «Я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя, как литерато­ра меня раздражают, как человек с пред­рассудками я оскорблён, но клянусь че­стью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал.».

Наш современник