Юлия Карпова. Худой горшок

Мне око­ло трёх лет. Сен­тябрь 1944 го­да. Го­во­рят, и д ё т  в о й н а, а я не по­ни­маю, что это та­кое. Уют­но плы­ву ми­мо ажур­но­го за­бо­ра на ру­ках от­ца, оде­то­го в во­ен­ную фор­му.

Солн­це пры­га­ет че­рез ре­шёт­ки, яр­кое и ве­сёлое. Мне очень, очень хо­ро­шо: я уку­та­на в па­пи­но те­п­ло.

Ма­ма со свет­лы­ми во­ло­са­ми, поч­ти та­ки­ми же ос­ле­пи­тель­ны­ми, как и на­ряд­ная коф­точ­ка, то­же идёт ря­дом, и я не пой­му ни­как: улы­ба­ет­ся она или пла­чет, гля­дя на нас с па­пой.

    Это — пер­вый мо­мент мое­го осоз­на­ния от­ца. Мо­мент счастья в на­ча­ле па­мя­ти мо­ей жиз­ни. До это­го сол­неч­но­го ми­га она по­кры­та мра­ком не­из­вест­нос­ти. Пер­вый и по­след­ний миг… Слов­но он был дан мне судь­бой специально на па­мять о родном человеке.

Отец, не­ся ме­ня на ру­ках, идёт по рель­сам к то­вар­но­му ва­го­ну. Здесь ждут его то­ва­ри­щи. Они все в оди­на­ко­вой во­ен­ной фор­ме, с по­чер­нев­ши­ми от солн­ца ли­ца­ми и ру­ка­ми, как и мой па­па. Бой­цы сно­ва воз­вра­ща­ют­ся на фронт, где идёт вой­на. Ка­ж­дый из них хо­чет по­дер­жать ме­ня на ру­ках и уго­стить са­ха­ром. Один уже дер­жу за ще­кой, а дру­гие слад­кие ку­соч­ки при­ят­но от­тя­ги­ва­ют кар­ма­шек у фар­ту­ка.

Отец пе­ре­хва­ты­ва­ет ме­ня у то­ва­ри­щей и при­жи­ма­ет к се­бе. Я опять в его те­п­ле. Уты­ка­юсь но­сом в жё­ст­кую щё­ку, пах­ну­щую солн­цем, и дог­ры­заю слад­кий са­ха­рок.

Страш­ный гу­док про­но­сит­ся над на­ми. Да­же сам по­езд ис­пу­гал­ся и дёр­нул­ся. Отец пе­ре­да­ёт ме­ня ма­ме. Ви­жу, как по его за­го­ре­лой ще­ке сбе­га­ет про­зрач­ная ка­п­ля, и он бы­ст­ро сма­хи­ва­ет её.

Солн­це свер­ка­ет на рель­сах, а вы­со­кие су­хие тра­вы гру­ст­но и му­зы­каль­но шур­шат ря­дом с на­ми. Мне ка­жет­ся, что они то­же про­во­жа­ют мое­го па­пу и то­же не хо­тят, что­бы он уез­жал от нас на про­тив­ную вой­ну.

Ва­го­ны за­гро­хо­та­ли и тро­ну­лись. По­плы­ли ми­мо нас. Ма­ма при­жа­ла ме­ня к мок­ро­му ли­цу, и мы уси­лен­но за­ма­ха­ли ру­ка­ми, на­встре­чу па­пи­ной ру­ке.

Мы ма­ха­ли по­ез­ду, ис­че­заю­ще­му на­все­гда от нас, по­ез­ду, ухо­дя­ще­му на вой­ну. Не на­до уез­жать, па­па! Не на­до…

Мне уже че­ты­ре с по­ло­ви­ной го­да, а мо­жет, и боль­ше. Вой­на окон­че­на. Жду от­ца. Тор­чу всё вре­мя у ок­на. Взгля­дом лов­лю ка­ж­до­го, кто вхо­дит в наш двор. Кое-кто воз­вра­ща­ет­ся с фрон­та. На мои во­про­сы о па­пе, ма­ма гру­ст­но от­ве­ча­ет, что па­па ско­ро дол­жен прие­хать, и гла­дит ме­ня по го­ло­ве. Я жду и жду у на­ше­го ок­на. А он всё не едет.

Иду к со­сед­ским се­ст­рён­кам, мо­им ро­вес­ни­цам, по­лю­бо­вать­ся на их жизнь с их па­пой.

Са­жусь у них в ста­рин­ное крес­ло и смот­рю, как дя­дя Ва­ня, их отец, по­оче­рёд­но но­сит на пле­чах сво­их до­чек. Но­сит и при­го­ва­ри­ва­ет: «Ко­му ну­жен ху­дой гор­шок? Про­даю ху­дой гор­шок!»

Обе сме­ют­ся. Обе сча­ст­ли­вы.

«Па­па, а па­па, ты бы ме­ня то­же так же тас­кал на се­бе и звал «ху­дым горш­ком», – ду­маю я и взды­хаю. «Где ты? По­че­му не едешь с вой­ны? Так хо­чет­ся по­быть «ху­дым горш­ком»! Ой, как хо­чет­ся!»

Од­на­ж­ды дя­дя Ва­ня спро­сил:

— Юль, хо­чешь по­иг­рать в «худо­й горш­ок»?

— Хо­чу.

— Так иди ско­рей, — он рас­ки­нул ру­ки мне на­встре­чу.

— Нет, — я мот­ну­ла го­ло­вой. — В эту иг­ру я мо­гу иг­рать толь­ко со сво­им па­пой.

Я опус­ти­ла го­ло­ву и про­шеп­та­ла:

   — Вот мой па­па прие­дет, и мы по­иг­ра­ем с ним в «ху­до­й горш­ок».

Дя­дя Ва­ня при­сел на кор­точ­ки у моего крес­ла, и не­ко­то­рое вре­мя смот­рел на ме­ня.

По­том по­гла­дил по го­ло­ве и ти­хо ска­зал:

— Да, де­воч­ка моя, ты пра­ва.

И я сно­ва про­дол­жа­ла смот­реть на их иг­ру, на их сча­стье. Жда­ла сво­его.

«Ес­ли бы па­па прие­хал по­бы­ст­рее»,— ду­ма­ла я час­то,— этот вред­ный Во­лодь­ка из соседнего подъезда и дру­гие по­боя­лись бы ме­ня оби­жать. Папе я рас­ска­за­ла бы всё. Де­душ­ка ста­рень­кий, он не мо­жет ме­ня за­щи­тить, а ма­ма ра­бо­та­ет, ей не­ко­гда.

Эх, ско­рей бы вер­нул­ся па­па! Где ты, пап­ка, вой­на ведь кон­чи­лась? Мо­жет, ку­пил бы мне не­обыч­ное пла­тье или да­же на­стоя­щую кук­лу-го­лы­ша? У кук­лы кру­ти­лись бы го­ло­ва и ру­ки... Прав­да, мо­жет, это на­вра­ли дев­чон­ки, а на са­мом де­ле та­ко­го не бы­ва­ет, что­бы ру­ки-но­ги у ку­кол дви­га­лись?»

А за­пре­дель­ные меч­ты мои ухо­ди­ли со­всем в да­лё­кое не­бы­тие, да­же серд­це ос­та­нав­ли­ва­лось при мыс­ли о ро­зо­вом прозрачном бан­те. Его я ви­де­ла че­рез ок­но трам­вая на од­ной де­воч­ке.   Ви­де­ние про­мельк­ну­ло бы­ст­ро, и я не уве­ре­на, что та­кой про­зрач­ный бант су­ще­ст­ву­ет в при­ро­де. Мог­ло и по­ка­зать­ся. Но меч­ты – они так ук­ра­ша­ют жизнь. Я пред­став­ля­ла на мо­ей лы­си­не (стриг­ли нас после войны в дет­ском са­ду под ма­шин­ку, на­го­ло, что бы в волосах не заводилась всякая нечисть) этот ро­зо­вый бант. Не­смот­ря на то, что и дер­жать­ся бан­ту бы­ло бы не на чем, меч­ты о нём по­сто­ян­но воз­вра­ща­лись ко мне. Окан­чи­ва­лись они не­пре­мен­но всё од­ним и тем же: при­ез­жа­ет па­па, бе­рёт ме­ня на ру­ки, а на мо­ей го­ло­ве кра­су­ет­ся про­зрач­ный ро­зо­вый бант. И мы иг­ра­ем в иг­ру «Про­даю ху­дой гор­шок! Ко­му ну­жен ху­дой гор­шок?» А по­том я за­сы­паю в те­п­ле его рук. Мне да­же в снах сни­лось это род­ное па­пи­но те­п­ло.

Па­па не при­ез­жал, хо­тя вой­на уже кон­чи­лась. Мы с ма­мой вгля­ды­ва­лись в про­хо­жих пап, осо­бен­но на эс­ка­ла­то­ре мет­ро, но на­ше­го сре­ди них не бы­ло. Где же ты, мой пап­ка? Где ты, мой за­щит­ник?

Да бог с ни­ми – с бан­том, с плать­ем, с кук­лой… При­ез­жай ско­рей! Я всё жду и жду …

По­хо­рон­ка при­шла ма­ме в 1944 го­ду. Отец, Кар­пов Алек­сей Ива­но­вич, по­гиб в но­яб­ре 1944 го­да, ос­во­бо­ж­дая от не­мец­ких фа­ши­стов го­род Ри­гу.

Я выросла. Вышла замуж за человека, которого зовут Алёшей, как звали моего отца. Однажды он схватил меня на руки и весело закричал:

   — Продаю худой горшок! Кому нужен худой горшок?

   — Мне, — ответила моя мама.

   — Нам, — закричали мои дети.

   — Не отдам, самому нужен!

   Прошли ещё годы. У моего повзрослевшего сына появились свои дети. Эти двое мальчишек, бывает, просят отца:

   — Папа, давай поиграем в любимую бабушкину игру, в «Худой горшок»? 

Об авторе: Карпова Юлия Алексеевна: художник-график (с 1971). преподаватель живописи, рисунка и композиции (с 1964 г.).
Лауреат премии им. Н.Н. Жукова за иллюстрации к книге М.П. Коршунова и В.Р. Тереховой «Мальчишник» (1986 г.). Член Московского Союза художников (с 1977 г.).