Русский Лад

Юрий Поляков. Желание быть русским. Блок 2

III. Узники матрёшки

Когда я, молодой поэт, в 1980 году вступал в КПСС, опаснее ярлыка, чем «националист», не было в природе. Второе место занимал «антисемитизм», третье прочно удерживал «сионизм». Дружбой народов и интернационализмом клялись, как мамой и папой. СССР казался твердыней и оставался твердыней до тех пор, пока союзное государство стягивалось обручами партийной иерархии, а в информационном пространстве царила моноидеология. Кроме того, историческую общность «советский народ» неусыпно охраняли от сепаратизма органы, а страну прошивали суровой нитью экономические связи отраслей и предприятий-смежников.

Poljakov Yurij red

 

Но едва КПСС во главе с Горбачёвым отказалась от руководящей и направляющей роли, тогда и началось. Светофор решил стать скворечником. Дело хорошее, но ставили-то его, чтобы движение регулировать, а не пернатых плодить. Затем республики и регионы, в основном национальные, как самые требовательные и капризные, получили экономическую самостоятельность, сохранив дотации центра. А когда в довершение всего КГБ из цепного пса целостности превратился в клуб улыбчивых вуайеристов, страна затрещала по швам союзных границ. И нерушимый СССР распался.

Кстати, за историю Советского Союза власти предержащие несколько раз хотели изменить территориальное устройство государства, понимая, какая мина заложена под страну. Но сначала козырную карту самоопределения почти пятнадцать лет разыгрывали в борьбе за власть. Однако даже Сталин, принципиальный сторонник культурной автономии, утвердившись в Кремле, не решился похерить проект союзного государства: тяжким грузом давили «ленинские заветы». Прослыть ревизионистом было небезопасно, да ещё на фоне сначала сбоев в индустриализации, а потом и «перегибов» в коллективизации, приведших к голоду во многих регионах.

Мы сегодня вообще пре­увеличиваем неколебимость сталинской власти, часто висевшей на волоске. Нравится это кому-то или нет, но партийная демократия в ВКП(б) существовала-таки, из президиума съезда вождь мог отправиться не только в Кремль, но и на Лубянку. Если партийные форумы, как порой утверждают, это запрограммированные фарсы, почему между XVIII и XIX съездами прошло 14 лет? Средства экономили? На фарсах у нас и сейчас не экономят.

Потом была страшная война, тяжкое восстановление, проблемы с новыми территориями. Кстати, тут удачно воспользовались возможностями Союза как открытой системы: в него вошли, а точнее вернулись, прибалтийские лимитрофы. Маленькие, но гордые, они стали аж союзными республиками с букетом прав вплоть до отделения. Оккупация? Это вы автономным татарам, калмыкам или якутам расскажите! Есть сведения, что Сталин хотел в начале пятидесятых вернуться к модели унитарного государства с широкой национально-культурной автономией, но не успел, а может, не отважился.

Решительных действий, казалось, можно было ждать от волюнтариста Хрущёва, отписавшего Крым Украине и бившего башмаком по трибуне ООН. Впрочем, сегодня впору стучать по той же трибуне головой полномочного представителя США. Жаль, как пел Высоцкий, «настоящих буйных мало».

Но как раз троцкистский пестун Никита Сергеевич, жёстко наехавший на церковь и крестьянские подсобные хозяйства, вернувший в политический лексикон «мировую революцию», считал: открытый всем желающим Советский Союз – это именно то, что нужно коммунистическому и рабочему движению. Странно, что Куба не стала шестнадцатой республикой СССР, видимо, братья Кастро не пожелали переходить с гаванских сигар на «Беломор».

Осторожный Брежнев лодку не раскачивал и не внял мольбам Болгарии, упорно просившейся к нам в Союз. Я ещё помню обиду знакомых болгарских поэтов, задетых этим отказом.

А вот Евросоюз их тепло принял в свои регламентированные объятья.

Новая, брежневская Конституция 1977 года национально-территориальное устройство страны оставила без изменений, сохранив все накопившиеся противоречия, как в формалине. В 70-й статье с удивлением читаем: «СССР – единое союзное многонациональное государство, образованное на основе принципа социалистического федерализма, в результате свободного самоопределения наций и добровольного объединения равноправных Советских Социалистических Республик». Если вдуматься, это то же самое, как если б объявить, что семья создаётся на основе любви, верности, общих детей и совместного ведения хозяйства. Кто ж спорит? А если любовь кончилась, если «Земфира охладела»? Тогда – что? Развод – ведь тоже «результат свободного самоопределения».

В 1977 году я как раз служил в Группе советских войск в Германии, и в многоплемённом коллективе нашей батареи признаки надвигающегося межнационального неблагополучия ощущались довольно остро. Если кто и воспринимал себя частью «новой исторической общности», так это русские парни из промышленных центров, больших городов, включая столицы союзных республик и автономий. Про этих моих однополчан можно было смело сказать: советские люди. А вот деревенские ребята с Вологодчины или Рязанщины к многонациональной державе относились с улыбчивым недоверием. Что вы хотите, если их родные земли именовались официально не Россией, а «Нечерноземьем»? Русский рижанин и латыш выглядели как обитатели разных стран. Армяне и азербайджанцы в шеренге старались рядом не вставать. Призывникам из Средней Азии Москва казалась чем-то вроде Марса, дехкане-призывники по-русски почти не понимали. А мрачно непокорные чеченцы и ингуши уже тогда были главной головной болью отцов-командиров. В честных казарменных разговорах с нерусскими сослуживцами, даже с украинцами и белорусами, я улавливал странное отношение к СССР, как к солдатской шинели, мол, сейчас от неё никуда не денешься, но придёт «дембель», тогда и переоденемся во всё цивильное. Мне, столичному интернационалисту, это было в диковинку. Задевало меня мнение, что Москва за счёт национальных окраин жирует и опузыривается. Особенно комично это звучало из усатых грузинских уст.

Андропов почти решился на реформу государственного устройства страны. Генсек всех призывал понять, в какой стране мы живём, и, видимо, предчувствовал, что при ослаблении гаек «узники» большой союзной матрёшки могут разбежаться. О сепаратизме он знал не понаслышке, работая на северо-западной окраине СССР, а в том, как хрупка политическая стабильность, убедился, будучи послом в Венгрии в 1956 году. Если верить мемуарам его помощника Аркадия Вольского, предполагалось упразднить союзные и автономные республики, а страну разбить на три дюжины производственно-экономических наднациональных округов. Кстати, такая идея рассматривалась в Политбюро ещё в середине 1920-х, но не прошла. И вот опять тот же проект: свой язык, традиции, культура – пожалуйста, а в самоопределение – поиграли и хватит!

Однако Вольский отмечал нерешительность обычно жёсткого генсека при рассмотрении вариантов территориальной реформы. Думаю, колебания были связаны прежде всего с русским вопросом, ведь при этих переменах снова возрастала роль «имперской нации». А «русистов» (так Андропов называл коренную интеллигенцию, озабоченную судьбой самого большого народа страны) он недолюбливал и сажал их, будучи главой КГБ, охотнее, чем диссидентов-западников. Сопротивление нацкадров в республиках тоже не исключалось. Когда вместо Кунаева в 1986 году Казахстан по решению Москвы возглавил русский руководитель Колбин, в Алма-Ате начались волнения. Впрочем, что теперь об этом вспоминать: Андропов умер, почти ничего не успев. Ах, если бы он ещё не успел выдвинуть Горби!

Именно по национально-территориальным швам, сиречь по «союзным» границам, часто условным, непродуманным, продиктованным политическим моментом, и лопнул СССР. Оказалось, запретную игру «в самоопределение вплоть до отделения» никто и не думал забывать, включая руководителей равноправных республик. Под клятвы, лозунги и песни о вечной дружбе выросли национальная интеллигенция и номенклатура, ждущая и жаждущая самостоятельности. Совсем неслучайно «самостийников» на Украине возглавил секретарь по идеологии ЦК КП УССР Леонид Кравчук. В других республиках наблюдалась похожая картина.

Помню, от имени комсомола мы приветствовали XXVI съезд партии, и молодая надежда белорусской поэзии лауреат премии Ленинского комсомола Владимир Некляев взывал с трибуны Кремлёвского дворца: «Плыви, страна, эпохи ледокол!» От поэта буквально исходил ореол советского интернационализма. Лет через пять он стал лидером белорусских националистов.

А «эпохи ледокол» подорвался на подводной мине самоопределения, болтавшейся у днища с 1920-х годов.

К моменту развала СССР сколько-нибудь влиятельных национальных лидеров и организаций не оказалось только в РСФСР, точнее, у русской части населения России, ибо в автономиях дело обстояло иначе: спасибо коренизации. А откуда им взяться – заботникам? Тех функционеров, кого явно заботила судьба именно русского народа, с 1920-х клеймили «великодержавниками» и регулярно прореживали.

Институт «лишенцев» тоже не прошёл даром и обернулся утратой преемственности поколений. Когда будете в следующий раз смотреть довоенное советское кино, обратите внимание, как мало в титрах русских фамилий, особенно среди членов съёмочных групп, и это при тогдашней директивной моде на псевдонимы… Ханжонкова вы в титрах не найдёте, а ведь он остался в Советской России и даже продолжал работать в киноиндустрии.

В годы войны ситуация переменилась, ради победы и самовыживания партия на время свой интернационализм сдала на ответственное хранение. В «сороковые, роковые» он бы выглядел смешно и опасно. Любого политрука можно было спросить: «Не ты ли, гад, обещал нам, что немецкий пролетариат не повернёт штык против братьев по классу, что революционная Германия вступит в СССР? А они на Москву наступают!» К тому же тот особый завет русских с государством, о котором мы говорили выше, оказался одним из самых мощных ресурсов Красной армии. Эдакая этническая «катюша».

Командиры на личном опыте знали, если русских, скажем, в роте меньше половины, боевая мощь подразделения резко снижается. (Любопытно, что СССР рухнул, оказавшись не бое­способным, когда численность русского населения снизилась как раз до половины.) Конечно, сказанное не значит, что сыны других племён трусили на поле боя или плохо владели оружием, нет, личное мужество – явление наднациональное. Речь идёт об особом свойстве русских – сплачивать, уходящем корнями в обычаи восточнославянской общины и жестокие уроки истории. «Сплотила навеки Великая Русь…» Помните? Оказалось, не навеки. Впрочем, история ещё не кончилась.

А генералиссимус на победном банкете в 1945 году произнёс отдельный тост за русский народ и его долготерпение. Он знал, что говорил: в секретной папке вождя хранились отчёты «особистов» о том, как сыны разных племён державы вели себя на фронте и в тылу. Массовый героизм и трусость тоже подлежали учёту-контролю. Недавно я наткнулся на эти выкладки в малотиражной научной монографии. Впечатляет и озадачивает…

IV. Нет такой партии

«Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели…» – эта чеканная формула поэта-фронтовика Семёна Гудзенко многое объясняет тем, кто хочет понять сталинское время, отмеченное суровыми мерами в национальной политике. Речь прежде всего о депортации, которую я, в отличие от безоговорочных сталинистов, считаю преступной ошибкой. Но такова мировая история: то, что потомкам кажется преступлением, современники порой воспринимают как единственный выход из тупика. Война – это всегда состязание в жестокости. Если кто-то захочет сегодня снять совсем уж объективный документальный фильм о трагедии депортированных народов, соединив, как говорится, начала и концы, то, полагаю, против показа такой ленты на ТВ будут все – и правые, и виноватые….

В истории любого народа есть свои чумные могильники, которые лучше не вскрывать. Ведь тогда, к примеру, придётся признать: самым массовым депортациям в ХХ веке подверглись именно русские, которых в 1920–1930 годы взашей выселяли из обеих столиц, резко изменив демографию Москвы и Ленинграда; их депортировали из Центральной и южной России, борясь с кулачеством, гнали с Кавказа, Дона, Кубани в процессе «расказачивания». А скажите: с точки зрения этнической истории массовая переброска трудовых резервов и специалистов на национальные окраины – это не депортация?! Да, сыграла роль яркая идеология созидательной жертвенности, которая всегда находила отклик в русских сердцах. Но разве добровольцы, миллионами ехавшие под «Марш энтузиастов» поднимать промышленность, образование, здравоохранение, целину, могли подумать, что их внуков через полвека так опустят местные этнократы?

Лелея дружбу народов, российские ТВ и пресса молчат об этом, но никто не забыл о сотнях тысяч соплеменников, бежавших на историческую родину, спасая жизнь и бросив всё нажитое. Мы усвоили этот исторический урок неблагодарности. Кстати, руководство нашей страны извинилось перед депортированными народами ещё в 1990-е. Однако я не помню, чтобы кто-то извинялся перед русскими беженцами…

Но вернёмся в «сороковые, роковые». После Победы продолжилась борьба с националистами и сепаратистами по всем азимутам. Досталось и «старшему брату»: время тостов и здравиц закончилось. Была безжалостно разгромлена так называемая русская партия, сложившаяся в недрах КПСС под эгидой Жданова, Кузнецова, Вознесенского. Сформировалась она из тех молодых выдвиженцев, которые в конце 20-х, по замыслу сталинской группы, должны были вытеснить из партийных, хозяйственных, культурно-образовательных структур сторонников мировой коммуны и перманентной революции, заодно исправив перекос в национальном составе руководящих кадров. Практики и технократы, вчерашние рабфаковцы, они вошли в силу, распространились по союзным органам управления, ведь именно Жданов, а потом и Кузнецов ведали в ЦК ВКП(б) кадровой политикой.

Чего же они хотели, эти русские заботники? По нынешним понятиям, немного. Например, чтобы русские, точнее РСФСР, имели свою коммунистическую партию, академию наук, министерство культуры, свои творческие союзы… А ведь всем этим, как само собой разумеющимся, обладали союзные республики, даже такие миниатюрные, как Молдавия или Киргизия. Они хотели, чтобы Центр больше вкладывал в восстановление русских областей, пострадавших от коллективизации, экономического донорства и вой­ны. Для улучшения снабжения оголодавшего населения ленинградские руководители пошли, к примеру, на возрождение ярмарочной торговли, что было квалифицировано потом как экономическое преступление. «Русскую партию» уничтожили в ходе Ленинградского дела, инициированного Маленковым и Кагановичем после смерти Жданова: тогда погибли сотни «русистов», включая лидеров, а тысячи лишились свободы или работы. Жертв этого политического погрома было несравнимо больше, чем пострадавших от борьбы с космополитами, которую принято считать пиком жестокости позднего Сталина.

Почему вождь увидел в «русской партии» угрозу государству? Разве для Сталина «русский вопрос» был новостью? С первых лет советской власти на съездах и пленумах обсуждалась идея объединить русские губернии, придав им статус отдельной республики. Но каждый раз инициатива наталкивалась не только на боязнь гидры «великодержавного шовинизма», но и на чисто организационные трудности. Посмотрите на карту СССР: земли, компактно заселённые многочисленными этносами бывшей империи, словно омываются русским океаном. Архипелаг… Попробуйте-ка провести границы! Выдвигался ещё один убедительный аргумент «против»: почти все столицы союзных и автономных республик тогда являлись по этническому составу русскими городами. Что делать с этим? Обижать нацменьшинства нельзя, это же СССР, надежда мира, а не нынешняя Прибалтика.

Были и другие опасения: а вдруг, получив свою, пусть и квазигосударственность, свои органы власти, русские сосредоточатся, откажутся от экономического донорства и займутся собственными проблемами, которых ещё со времён царя-батюшки накопилось выше крыши. Кто тогда потянет «запоздавшие» народы в социализм? За счёт кого будут дотироваться отсталые регионы? А ведь, возгордясь, «кичливый росс» может и так вопрос поставить: почему страной руководит грузин, а не русский? Так думал Сталин или не так, теперь никто не расскажет, но тех, кто пытался отстоять интересы самого большого этноса державы, уничтожили или загнали в подполье. Однако принцип «нет человека – нет проблемы» – тут не сработал. Людей не стало, а проблема никуда не делась.

Нельзя сказать, что русскую проблему совсем не сознавали наверху, с 1956 по 1966 год существовало Бюро ЦК КПСС по РСФСР. В 1953 году было создано Министерство культуры РСФСР. Наконец-то! В 1958-м – Союз писателей РСФСР, который возглавляли последовательно Леонид Соболев, Сергей Михалков, Юрий Бондарев. И хотя Союз объединил в своих рядах также литераторов, пишущих на языках народов РСФСР, именно эта организация стала центром возрождения и модернизации русского самосознания.

Писатели (а литература в известной степени заменяла в советской системе политическую оппозицию) вновь подняли «русский вопрос». Исторические романисты, критики, публицисты А. Югов, В. Пикуль, В. Чивилихин, Д. Балашов, В. Кожинов, М. Лобанов, Ю. Селезнёв, Ю. Лощиц, Д. Жуков и многие другие развеивали чёрные мифы отечественной истории, засевшие в головах ещё со времён Покровского. «Деревенщики» Ф. Абрамов, В. Белов, В. Распутин, Е. Носов, М. Алексеев, П. Проскурин, Ан. Иванов повествовали о трагедии великого перелома и войны, о самоотверженности и бедственном положении современной русской деревни. Во многом под влиянием этих публикаций было принято постановление ЦК КПСС о развитии сёл Центральной России, выброшен лозунг «Нечерноземье – наша целина!». Лучше поздно, чем никогда, и несмотря на отрицательную демографию, русская деревня перестройку встретила на подъёме…

В 1990 году всё-таки была создана Компартия РСФСР, правда, без собственной программы и устава. Она честно попыталась противостоять разрушителям страны, но, во-первых, процесс зашёл слишком далеко. Во-вторых, долгожданная КП РСФСР во главе с Иваном Полозковым выглядела на политическом поле, как Медвежьегорский народный театр на сцене МХАТа: ни опыта, ни традиций, ни кадров, ни обаяния… Я в ту пору был молодым активным писателем, понимавшим, что гибельному курсу нужно активно противодействовать, но мне даже в голову не пришла мысль, прижав к груди партбилет, встать под знамёна КП РСФСР. Какая-то она была, прости Господи, стоеросовая.

Но даже этот неумелый шажок русских к обозначению своих политических прав, своего места в уже не дружной семье народов вызвал бешенство, поднялся визг о якобы «возрождении русского фашизма». Журналисты, которые тепло относились к параду национальных фронтов в республиках агонизировавшего СССР, буквально бесились, если кто-то произносил в эфире само слово «русский». «Это же прилагательное, – кривились они. – А настоящий народ – существительное!»

Но это ещё полбеды. Тайно поощряя национальные «народные фронты», спецслужбы всячески препятствовали самоорганизации русского населения в союзных и автономных республиках. Ну, не любили в КГБ «русистов». И это потом роковым образом сказалось на судьбе страны, ведь если бы, например, против «саюдисов» вышли «светлояры»... Но не будем о грустном!

Помнится, все горячо обсуждали тогда утку, запущенную Собчаком, о зверствах спецназа, якобы рубившего свободолюбивых грузин на площади в Тбилиси сапёрными лопатками. Мы сидели в молодёжной газете и выпивали с хорошим поэтом, моим старшим другом. Он никак не мог успокоиться:

«Нет, Юр, ты подумай: лопатами! За что? За желание независимости! Да как же можно! Живых-то людей! Давай выпьем стоя!» Выпили. «А если на Красную площадь выйдут «русские фашисты»? – лукаво спросил я. – Их-то можно сапёрными лопатками?» – «Их? Ни в коем случае! Только огнемётами, а лучше – напалмом!» – был ответ.

С тех пор мы никогда вместе не выпивали, да и вообще раззнакомились:

И с другом не будет драки,

Если у вас друга нет…

V. Сослагательное наклонение

Таким образом, на историческом переломе «старший брат» остался без лидеров (Хасбулатов, понятно, не в счёт), без действенных политических структур и организаций. Трагическая судьба Фронта национального спасения, который возглавлял Илья Константинов, ещё ждёт своего исследователя. Партийная же номенклатура, русская по преимуществу, в смысле отстаивания интересов своего народа выглядела, точно кастраты в женской бане.

Ельцин про­явил себя в Беловежской пуще как обычный аппаратный перестраховщик. Ему, «уральскому самородку», в голову не пришло озаботиться интересами России в новой СНГ-конфигурации, поставить вопрос о судьбе русских (не по крови, конечно, а по языку и менталитету) в отделяющихся республиках. Это же великодержавный шовинизм, а карьеристов пугали им ещё в колыбели районной партшколы. В самом деле, как можно было не обсудить статус Крыма? Ведь украинская делегация, по воспоминаниям Кравчука, ради «незалежности» шла на любые уступки. Как можно было не оговорить транспортный коридор из России в Калининград? Даже поверженной Германии разрешили иметь транзит между ФРГ и Западным Берлином.

Теперь-то понятно, что Ельцин покупал власть в России ценой сдачи СССР, подталкивая союзные республики и даже автономии к разрыву с Центром. А как ещё понять дикий призыв: «Берите суверенитета, сколько сможете!» Многие местные руководители колебались, понимая ответственность за разрушение единого экономического организма. Но предательство тех, кто с помощью зарубежных специалистов по цветным революциям захватил власть в Москве, обрекло СССР на развал.

А был ли у многонациональной страны шанс? Мне сразу ответят: «Если бы да кабы… У истории нет сослагательного наклонения!» У истории, как движения общества из прошлого в будущее, нет, а вот история, как наука, этими самыми «если бы да кабы» просто-таки обязана заниматься с утра до вечера. В этом её предназначение. Просчитывая и анализируя возможные, но не случившиеся по разным причинам варианты событий, человечество осмысливает исторический опыт, работает над ошибками, предотвращает рецидивы. Нам в многоплеменной России сегодня анализ механизмов и причин и развала СССР необходим, как прививка от смертельного мора.

Давайте на минуту допустим: в Москве в конце 1980-х у руля оказался умный, волевой, патриотичный лидер. Наподобие Путина или Примакова. Мог бы он с единомышленниками изменить ситуацию? Думаю, да. Хочу напомнить: в 1990 году (об этом подзабыли) Съезд народных депутатов принял процедуру выхода из СССР. Опираясь на неё, можно было диктовать условия жаждущим самоопределения. Прежде всего за основу границ новых государств следовало взять те территории, с которыми союзные республики некогда вошли в СССР, а принадлежность земель, обретённых под игом «Красного Египта», определять уже с помощью референдума. Для подготовки плебисцита, уточнения границ, проработки прав нацменьшинств, в том числе русских, пришлось бы объявить переходный период. Обычная мировая практика. Именно так расходились чехи и словаки. А сколько лет дали Британии на выход из Евросоюза? То-то же!

Теперь прикиньте, кто бы с чем остался после такого референдума! Уверяю вас, процесс достижения консенсуса, а, значит, переходный период затянулись бы надолго. Полагаю, некоторые республики предпочли бы сохранить Союз, чтобы не сжаться, как мошонка на морозе. Не понадобилось бы через четверть века возвращать в родную гавань Крым, он бы никуда не уплывал. То же можно сказать о Донбассе, Луганске, Приднестровье… Не было бы утеснений русских в новых этнократических республиках, сноса памятников героям войны, запрещения русского языка, ведь в переходный период можно подробно прописать языковые, культурные и политические гарантии русских и русскоязычных граждан, составлявших кое-где половину населения. В Финляндии шведов меньше 10 процентов, а там официальное двуязычие. Представьте: сегодня в Литве, Латвии, Эстонии, Молдавии и т.д. этнический состав депутатского корпуса пропорционально соответствует национальным общинам. А? Мы имели бы под боком друзей, а не супостатов.

Могла история пойти таким путём? Могла. Но не пошла. И не потому, что хотели, да не вышло. Никто даже не пытался. Вот в чём трагедия! Но я надеюсь, в случае (не дай бог!) нового государственного кризиса русские не окажутся снова в положении «межэтнического вакуума», как это случилось в 1991 году. Напомню, что в оживившуюся после самоубийства КПСС игру «самоопределение вплоть до отделения» включились почти все народы СССР, кроме, пожалуй, евреев, цыган и русских. Первые уже имели своё национальное государство – Израиль и биться за независимость далёкого Биробиджана не собирались. Вторые как-то за тысячелетие таборных скитаний не заморачивались идеей государственности: «Мы кочуем по долинам и холмам…» А русские вообще не воспринимали себя народом, имеющим отдельные этнические интересы, все свои устремления связывая с многонациональной страной. Так их воспитали история, церковь и власть, не только советская.

Вопрос об интересах русской части державы тогда не ставился, если не считать угрозы Валентина Распутина. На одном из съездов он предупредил, мол, смотрите, сепаратисты, а то Россия сама отделится от СССР, тогда посмотрим, кому будет хуже. Конечно, то была эмоциональная реакция на неадекватность иных «самоопределенцев», а не реальный проект, ведь «независимость» русских – это гибель великой российской цивилизации. Но такова была атмосфера тех лет. Помню, на форуме писателей украинский «письменник» договорился до того, что Чернобыль нарочно устроили москали, чтобы отравить украинскую экологию, – тогда «малороссы станут малорослыми». Сидевший со мной рядом поэт из Минска добавил с иронией: а ещё для того, чтобы белорусы стали бледными и малокровными. Майдан в головах кипел задолго до незалежности.

Кстати, в отношении государств, возникших после развала СССР, слово «независимость», по-моему, употребляется некорректно. Правильнее, на мой взгляд, говорить о самостоятельности. Если помните, даже в России при Ельцине пытались праздновать День независимости, тщетно призывая народ к ликованию. При Путине сообразили: с таким же успехом можно отмечать день ампутации ноги на том основании, что стало меньше расходов на обувь. Теперь у нас День единства.

Однако на просторах былого СССР дни независимости и сейчас широко празднуют, а наши отцы державы всякий раз поздравляют тамошних отцов с этой самой независимостью. Соседи могут называть своё самоопределение как хотят – их право. Но нас-то кто заставляет даже в официальной риторике повторять слово, бросающее тень на всю нашу историю? Освободившиеся колонии, например, Индия, Берег Слоновой Кости, Филиппины – совсем другое дело. Их сначала захватили, лишили государственности и долго грабили, а потом они завоевали себе независимость. Но кто захватывал и грабил Украину с Белоруссией? Разве что Польша…

Напомню: многие племена влились в состав России добровольно. А Грузия, доедаемая Турцией, слёзно умоляла Алексея Михайлович взять её под высокую царскую руку. Некоторые территории вместе с населением достались нам от побеждённых держав, где аборигены не имели вообще никаких прав и примет государственности. За те же прибалтийские земли, отошедшие к России по Ништадтскому миру, мы заплатили Швеции 2,5 миллиона золотых ефимков. Огромные по тем временам деньги! Как вы думаете, купленная Америкой и гораздо дешевле Аляска в случае распада США тоже будет праздновать День независимости?

Конечно, Россия раздвигала границы не бескровно, особенно там, где сталкивалась с интересами других империй – Британской, Османской, Австрийской... Да, Хиву и Коканд брали штурмом. Но день-то независимости празднуют не Хива и Коканд, а Узбекистан, сформировавшийся в нынешних границах и получивший государственность в составе СССР как союзная республика. Вряд ли плод в чреве матери стоит называть узником совести, а перерезывание пуповины – обретением независимости.

Даже западные специалисты называют СССР «империей наоборот», отмечая, что Московская метрополия всегда подпитывала свои окраины, а не выкачивала из колоний ресурсы, как Лондон или Париж. Достаточно в советские времена было перенестись из русской деревни в молдавскую или грузинскую, чтобы понять, где пироги пышнее. Катастрофическое падение уровня жизни в Грузии и Молдавии после 1991 года тому подтверждение. Ещё одним аргументом являются демографические показатели. Вот таблица этнического состава Российской империи накануне её гибели (1917) и СССР перед распадом (1989):

Этнический состав

1917 г. (млн. чел.) 1989 г. (млн. чел.)

Русские 71 145

Узбеки 1,9 16

Казахи 3,1 8,1

Азербайджанцы 1,9 6,8

Татары 3 6,6

Грузины 1,8 4

Армяне 1,9 4,6

Таджики 0,5 4,2

Киргизы 0,75 2,5

Чеченцы, ингуши 0,3 1,2

Даже если учесть национальные и религиозные особенности, климат, процент городского населения, военные потери, террор, массовый голод и т.д., любому очевидно: угнетаемые народы не дают такой высокий прирост населения в сравнении с «угнетателями». Никакие аналогии с западной колониальной системой тут не уместны, поэтому следует говорить об обретении бывшими республиками СССР са-мо-сто-я-тель-но-сти, и никак иначе. Пользуясь словом «независимость», мы приписываем России колонизаторское прошлое, которого не было. Надеюсь, мои строки прочтут если не сами отцы державы, то хотя бы их спичрайтеры. Если они вообще что-то читают…

Кстати, по переписи 1989 года, как вы заметили, в СССР обитало 145 миллионов русских, в РСФСР – примерно 118 миллионов. По переписи 2010 года русских в РФ – 111 миллионов. Считать умеете? К тому же мы сегодня самый многочисленный разделённый народ в мире. Печальное первенство. Но и об этом у нас тоже говорить не принято, ведь мы же русские по умолчанию…

"Литературная газета"

Продолжение следует:

Юрий Поляков. Желание быть русским. Блок 3

См. также публикацию предыдущей части данной работы на сайте «Русский Лад»:

Юрий Поляков. Желание быть русским. Блок 1

 

Лица Лада

Никитин Владимир Степанович

Тарасова Валентина Прохоровна

Панкова Алла Васильевна

Pankova Alla Lica

Куняев Сергей Станиславович

Kunjaev Sergej 2

Тарасов Борис Васильевич

Tarasov B V small

Воронцов Алексей Васильевич

voroncov big 200 auto

Самарин Анатолий Николаевич

 

Страница "РУССКИЙ ЛАД"

в газете"Правда Москвы

Flag russkii lad 3

 

Наши друзья

    lad  

  РУССКИЙ ЛАД 

в "Правде Москвы"

      ПОЗДНЯКОВ

      ВЛАДИМИР

 
 

Ruslad Irkutsk1

“Русский лад”

KPRB
rusmir u 1

  НАША ПОЧТА 

    E-mail сайта:

ruladred@gmail.com

 rulad logo

E-mail Движения:

rus-lad@bk.ru