В Казахстане Чокана Валиханова считают национальным героем, выдающимся учёным-востоковедом, просветителем казахского народа, его портреты печатают на денежных купюрах. Возможно, казахи правы. Но и в России не менее того ценят его вклад в ориенталистику, помнят и знают этого мужественного, преданного Отечеству офицера, восхищаются им, как незаурядной пассионарной личностью, о чем свидетельствует предлагаемый читателям очерк писателя-публицист Анатолия Стерликова. (Ред. сайта «Русский Лад»).
Яркое имя далекого прошлого
Имя казахского султана, чингизида Чокана Валиханова с некоторых пор ярко запечатлелось в моей памяти, можно сказать, живу с этим именем. В пятитомном собрании сочинений Ч.Ч. Валиханова (под редакцией советского востоковеда А.Х. Маргулана) название реки Чу в Семиречье упоминается в разных текстах постоянно; в каждом томе – от двадцати до сорока раз. Река, на берегах которой я родился, где и жил с родителями и старшими братьями, в какой-то степени ставшая и моей литературной судьбой. Большой очерк о гибели уникальной природы низовьев реки Чу в виде книги, подготовленной к печати когда-то славным издательством «Гидрометеоиздат», – был первой моей литературной работой. И первой же ощутимой неудачей на литературном поприще: набор книги был рассыпан по указанию бдительной цензуры. Всё же главы как бы запрещенной книги я опубликовал по частям в ленинградских журналах – в «Неве» и «Звезде», в журнале «Вокруг света».
Осмелюсь предположить, что имя Ч. Валиханова сегодня для российского обывателя мало что значит, оно известно узкому кругу востоковедов. Поэтому, пусть и в ущерб занимательности, повествование начну с цитаты великого русского подвижника, учёного, и путешественника П.П. Семенова-Тян-Шанского, который сообщает нам лаконично и ясно:
«Путь к исследованию ближайших к нам частей Тянь-Шаня проложен. // Уже в 1858 г. русский офицер Чокан Чингисович Валиханов пробрался в своем национальном киргизском костюме с торговым караваном через Заукинский перевал в Кашгар*) и собрал там весьма много интересных научных, как этнографических, так и статистических данных, которые по приезде в Петербург разрабатывал с большим тщанием, пока болезнь и преждевременная кончина не прервали его интересных научных работ. … Чокан Чингисович, сын одного из султанов Средней орды, был внук хана Валия, сына знаменитого Аблай-хана из рода Чингисханидов. Воспитывался он в Омском кадетском корпусе… Ч.Ч. Валиханов был единственным из состоявших в то время при генерал-губернаторе офицеров, который, будучи послан в национальном киргизском костюме в Кашгар, мог бы (так в тексте – А.С.) по своему развитию и талантливости собрать драгоценные для России сведения о современном состоянии не только Кашгара, но и всего Алтышара (т.н. «Шестиградие» в Кашгарии – Восточном Туркестане – А.С.) и разъяснить причины происходивших в то время смут в Восточном Туркестане, находивших себе отголоски и в русских пределах… Разведал о причинах и обстоятельствах гибели Ад. Шлагинтвейта». Вот так, если очень кратко.
Коварные перевалы Тянь-Шаня
Чувствую, надо хотя бы в немногих словах рассказать о путевых приключениях поручика Ч. Валиханова, когда он с караваном пересекал Сырт – высокогорную пустыню в Центральном Тянь-Шане. Несколько строчек из «Кашгарского дневника»: «Между нами царствует глубокое молчание. Окоченелые от холода члены и растрескавшиеся губы не позволяют нам раскрывать рта. Одетые в шубы и подпоясанные крепко широкими подвязками, с красными носами и посиневшими лицами мы похожи на буддийских бурханов. Шарообразные наши фигуры лишены всякого движения: наши шубы и ватные халаты, как панцыри, связывают движения рук…Постоянный холод, земля всегда мерзлая, тутек (болезнь, развивающаяся в условиях разряженного воздуха и недостатка кислорода – А.С.».
Как это всё мне, автору этих строк, знакомо и живо напоминает уже далекое прошлое (хотя кажется, было недавно), когда я, пробираясь к истокам Чу-реки в Терскей-Алатау, странствовал верхом на киргизской каурке по коварным тропам Тянь-Шаня. Бывало, вернувшись после странствий по ущельям и перевалам на егерский кордон, одетый в овчинный полушубок, и все же окоченевший от холода, вот так же, как и автор «Кашгарского дневника», превратившийся в «бурхана», не мог нормально сойти с коника и просто сваливался с него на траву, приваленную снегом.
И еще несколько слов из путевых записей офицера-разведчика: «Дневник писан крайне беспорядочно, для памяти. Нужно все привести в систему… Тороплюсь: дневник сейчас зарывается в землю и, если бог возвратит нас живыми и здравыми, не испортит его сырость, мы опять покажем его белому свету. Поручаю тебя Аллаху…» (Ч. Валиханов закопал дневник 26 сентября 1858г., а выкопал его 12 марта 1859 г; он должен был это сделать, поскольку писал русской кириллицей, ныне ненавистной новоявленным биям, бекам, султанам и ханам – А.С.)
Во время беспримерного похода с берегов Иссык-Куля до Кашгара (а потом и обратно) по Центральному Тянь-Шаню даже верблюды не выдерживали трудностей горной тропы. Ч. Валиханов отмечает, что если в начале пути в караване было 101 верблюдов, то в Кашгар приволоклось только 36 жалких кляч с обвисшими горбами, похожих на живые скелеты, обтянутые кожей. На крутых подъемах приходилось подкладывать войлок под ступни вьючных животных, но они всё равно оскальзывались и сваливались в пропасть… Впрочем, климатические особенности Тяньшанского Сырта, тяготы и лишения путешествия, – это же, можно сказать, пустяки, по сравнению с тем своеобразным вниманием, которое оказывали каравану местные князьки – бии и манапы**), превратившие горные перевалы, скалы и ущелья в подобия феодальных замков.
Караван, если он был немногочисленным и плохо вооружен, ОБЯЗАН был завернуть на кочевье местного предводителя и принять угощение. Вежливые благодарственные отговорки в восточном духе, уверения, что Аллах милостив, каждый день дает пропитание и топливо для обогрева людей и приготовления пищи, сетования караванбаши на то, что каждый час светлого дня дорог, а путь длинён и неизведан, совершенно не принимались во внимание. Вооруженный отряд киргизской вольницы просто принуждал воспользоваться «гостеприимством». Это была прикрытая древним обычаем форма грабежа. Как сообщает Ч. Валиханов, «гостеприимные» киргизы бесцеремонно снимали с караванщиков понравившиеся им одежду, буквально раздевали их, при этом ещё и требуя «гостевое» возмездие деньгами или товарами. Между тем, каравану в Кашгаре предстояло платить немалую пошлину в виде пресловутого «зякета»***) АКСАКАЛУ, представителю кокандского хана в Китае. Подобное принуждение к «гостеприимству» в одном из тяньшанских ущелий закончилось кровавой стычкой, участники побоища получили рубленые и колотые раны, к счастью, обошлось без смертоубийства.
И еще несколько слов из дореволюционной публикации Чокана Валиханова о кашгарской экспедиции: «12 апреля 1859 года приехал я в укрепление Верное. Путешествие мое продолжалось…10 месяцев и 14 дней… В Кашгаре мы жили около 5 месяцев, с 1 октября по 13 марта».
Это всего лишь цифры. Но теперь мы знаем, что жизнь Ч. Валиханова подвергалась опасности в любой из этих дней. Даже в апреле 1859 г., на завершающем этапе Кашгарской экспедиции, когда караван уже был на берегах Иссык-Куля, не так далеко от русских постов и пикетов, где киргизы формально считались подданными России, и где военные топографы под прикрытием вооруженной охраны постоянно вели съемку местности.
Но лучше всего об этом расскажет читателю XXI века сам автор «Кашгарского дневника»: «К крайнему моему удивлению, киргизы эти знали о моём присутствии в караване, и первым словом их был вопрос обо мне. Им ответили, что в караване такого лица нет, но один сарыбагыш, видевший меня в Верном, удовлетворил их любопытство. Тургельды был самый дерзкий киргиз… Он взял подарков на 300 рублей… Если ему нравился халат, он говорил: «Эй, сними халат и дай нам!». Притесняя караванщиков наглым образом, этот Тургельды, как пишет Ч. Валиханов, «беспрестанно грозил, что он разграбит караван, а меня отправит в Коканд. В этих видах он несколько дней держал нас в своем ауле и не хотел пускать». «Гостеприимец» фактически взял в плен Ч. Валиханова и его спутников. К счастью, бдительный, предусмотрительный старшина каравана Мусабай****), отлично знавший обстановку в иссык-кульских аулах и кочевьях, незадолго до этого события, загодя отправил гонца в укрепление Верное, и навстречу каравану был выслан вооруженный отряд. «Гостеприимец» Тургельды, по слову Ч. Валиханова, «боялся русских и поэтому вынужден был отпустить нас добровольно». Даже подарил русскому офицеру коня в качестве компенсации за неудобства «гостеприимства».
Разбои и самоуправство тяньшанской киргизской вольницы, объясняются тем, что она время от времени использовались претендентами на власть в Коканде для удержания власти ханом и в вооруженной борьбе с соседями. Ч. Валиханов сравнивает ее с русским казачеством, что в какой-то мере справедливо, если вспомнить Смутное время.
В славном городе Кашгаре
И что же увидел Ч. Валиханов в экзотической Кашгарии, в славном городе Кашгаре, куда прибыл он с караваном, испытав множество опасностей и путевых тягот? Это всякий может представить, если он бывал в Третьяковке и стоял у полотен оригинального русского художника Верещагина. Навсегда врезается в память «Апофеоз войны» – пирамида человеческих черепов и туча воронья над ними, а также восточная экзотика с головами, нанизанными на копья. Показывая страшные достопримечательности Кашгарии, родственники «ташкентца» Алимбая (под таким именем Ч. Валиханов объявился в Кашгарии) указали и на исклеванную голову казненного «ференга» Адольфа Шлагинтвейта, ученого-путешественника из Пруссии и, конечно же – английского агента (так уж водилось в те времена).
Нет ничего удивительного в том, что один из спутников Ч. Валиханова, «увидевши перекладины… и, выражая отчаяние, показал на них; мы боялись, чтобы наш друг не упал в обморок, и старались ободрить, что если бы и следовало нас повесить, то для этого нас передадут в руки аксакала, а от кокандских чиновников от всего можно откупиться… Возвратились (в караван-сарай – А.С.) с радостью, что еще живы, и как бы гора спала с плеч. Обедали в первый раз спокойно и с аппетитом».
…Китайские чиновники без конца чинили допросы «русских купцов», без конца задавали всякие каверзные вопросы. Выручил сподвижник Ч. Валиханова, умный караванбаши Мусабай: в Кашгаре он заявлял себя «андижанцем», подданным кокандского хана, а если и жил среди «неверных» в Семиречье, в Копале, или даже в Семипалатинске, то, понятно, по торговой необходимости. Он отлично знал, сколь велика ненависть кокандцев и коренных жителей уйгур и дунган к китайцам и китайским чиновникам (хотя бы они были местными жителями). Показывая себя благочестивым правоверным мусульманином, Мусабай пожаловался на непрекращающиеся стеснения китайской администрации кокандскому аксакалу в ранге консула, выполнявшего обязанности торгового представителя и политического резидента, которому он перед тем заплатил «зякет», несколько больший, чем обычно платили другие купцы. (Между прочим, у этого аксакала в Кашгаре, кроме огромных полномочий, была даже собственная полиция). Вот как об этом рассказывает автор «Кашгарского дневника»: «Таксир! (Ваше величество! – А.С.) – сказал караванбаши, – мы измучились, как собаки, то зовут к доргабеку, то хакимбеку, то собаке беку, то свинье беку, а беков в Кашгаре более, чем у меня волос на голове… Сами напиваются с китайцами, призывают танцовщиц, а мы сидим без обеда и чая в темной комнате… Избавь, таксир! Мы совершенно сошли с ума…».
Кокандский аксакал, «истый узбек, прямой, добрый, но ужасно мужиковатый», наполнился праведным гневом и передал всем караванщикам, что «проклинает сестру китайцев и что неверные едят ужасную грязь и сказал, чтобы надеялись на него»; именем кокандского хана и Пророка разрешил «не ходить ни к одной из этих свиней». «Если кто-нибудь осмелится вам что-нибудь сказать, я, при помощи аллаха, оскверню дочь его», - твердо заверил он караванщиков на «консульском приеме». Ну, разумеется, «дочь» («сестра») – всего лишь эвфемизмы крепких выражений, аналогия есть и в русском языке. В случае, если было бы доказано, что Алимбай – русский офицер, а старшина каравана его соучастник и соумышленник, – кокандский аксакал не стал бы за них хлопотать. Любой «френг» – европеец-иноземец, «неверный», проникший в Кашгар, властями считался шпионом, и его казнили. Во всяком случае, трагедия упоминавшегося пруссака (и английского агента) А. Шлагинтвейта, а также и его предшественника-европейца, тоже немца, чьё полное имя исследователи-востоковеды до сих пор так и не узнали, не дает иных предположений. Ч. Валиханов мог быть третьим в этом трагическом списке.
Немалым надо было обладать мужеством, чтобы сохранять спокойствие, да еще и заниматься сбором сведений, обработкой информации, собирать и читать фолианты уйгурской или персидской письменности. Не у всех «друзей» Ч. Валиханова оно было.
Любое неосторожное слово молодого «ташкентца» или старшины каравана могло стоить жизни не только самому Ч. Валиханову, но и другим караванщикам, прибывшим из русского Семипалатинска не со стороны Коканда, Бухары и Ташкента, как было принято испокон веков. Уже одно это вызывало подозрение китайцев. В случае разоблачения, следователи и судьи могли сказать караванщикам: сами-то пришли – ладно, ну а зачем же притащили с собой «русского шпиона» и, таким образом, открыли караванный путь «неверным» через проходы и перевалы Тянь-Шаня. Китайцы могли своим судом судить русского агента, а караванщиков передать на расправу Коканду, поскольку они считались (или были на самом деле таковыми) «андижанцами» и «ташкентцами», платившими «зякет» кокандскому хану в Кашгаре. Между тем, никому из 60 человек торгового каравана (за исключением караванбаши и, возможно, одного его доверенного лица), даже и в жутком сне присниться не могло, что рядом с ними находится русский офицер. И не заурядный гарнизонный служака вроде лермонтовского Максимыча, а выпускник престижного Омского кадетского корпуса, в то время лучшего учебного заведения России в Сибири, распорядительный, ответственный адъютант его превосходительства – самого Гасфорта, могущественного генерал-губернатора Западной Сибири.
Легенда русского разведчика была так тщательно разработана подполковником К.К. Гутковским с участием учёных-востоковедов, что в Кашгаре у купца Алима (Алимбая) из Ташкента нашлись родственники, пусть и мнимые на самом деле, однако же, что важно, признавшие его. «Родственники» радушно встретили остроумного, обаятельного купчика, знавшего восточную поэзию, любящего веселье, что, между прочим, отличало уйгур от фундаменталистов-кокандцев и выходцев из Бухары и Хивы. Караванщики, конечно же, охотно ходили в гости, но при этом и сами угощали своих новых друзей и «родственников», не скупились на подарки. Любознательность веселого, молодого торговца не вызывала подозрительность. Купцы и караванщики всегда отличались повышенной любознательностью, без этого не может быть удачи. Караванщик должен знать и горные перевалы, и проходы Тянь-Шаня, и население городов страны, а также и политическую обстановку. Даже в первую очередь – политическую обстановку, ибо от этого порой зависело счастье. Перемены властителей и кровавые смуты на религиозной основе, междоусобицы в Мавераннахре*****), а также в Восточном Туркестане, приводили к тому, что одни торговцы вдруг богатели, а другие, напротив, разорялись, что, впрочем, не самое худшее, о чем наглядно свидетельствовали головы в «тамерлановых пирамидах» или нанизанные на копья.
Да, это так: любознательность торговца не считалась чем-то подозрительным и предосудительным (скорее угрюмый и неразговорчивый караванщик мог вызвать удивление), однако же обстановка в Кашгаре в то время, после очередной кровавой смуты, которую затеяли фанатики-ходжи при поддержке кокандских правителей (а есть сведения – и англичане из Индииподстрекали), была такова, что лучше бы, говоря современным языком, не высовываться, сторониться политики, заниматься только бизнесом. Особенно если учесть, что в Кашгар какими-то неведомыми тропами проникли и тревожные вести: среди караванщиков есть русский агент. О чём, посмеиваясь, рассказывали «ташкентцу» Алиму его новоявленные родственники, о чем также на ушко ему шептала и его очаровательная «чаукен» (временная жена, которую, в соответствии с древним кашгарским обычаем, полагалось иметь всякому уважающему себя купцу).
Между тем, купчик словно бы вполуха слушал сообщения о русском агенте, отпускал по этому поводу остроты и беспечно путешествовал по оазисам Шестиградия и пустыням Восточного Туркестана, неутомимо собирая разнообразные сведения, в числе прочих и военного характера. Например, интересовался планами крепостей, численностью гарнизонов, состоянием артиллерии и боеприпаса. Иначе, зачем же посылали офицера? Поразительно, как много информации он собрал за пять месяцев в Кашгарии! К сожалению, кроткий срок жизни, отпущенный ему судьбой, не позволили ему обработать и опубликовать все материалы. Многое, вероятно, и навсегда затерялось или ждет своих исследователей в госархивах и спецхранах.
Пророческие предостережения
И как много аналогий возникает, когда читаешь очерки и отчеты Ч. Валиханова (а также материалы, обработанные им). В упоминавшемся пятитомном собрании сочинении всё, что принадлежит перу Ч. Валиханова (есть материалы, авторство которых установлено предположительно или вообще не установлено), на первом месте – интересы Государства Российского. Тем не менее, здесь мы находим много и критических замечаний, пропитанных сарказмом. В некоторых публикациях, очерках и даже в официальных отчетах он, фактически, обвиняет администрацию и чиновников в насаждении «изуверского ислама»; замечая, что фанатичные муллы насаждают ненависть к русским, к русской государственности, указывает на «ошибочность… покровительственной системы в отношении ислама». Ч. Валиханов прямо пишет, что народные обычаи в киргиз-кайсацкой (казахской) степи, поверья и обряды искоренились «с учреждением указанных мулл, с построением мечетей, благодаря попечительству русского правительства в Орде наших киргиз (киргиз-кайсаков, казахов – А.С.)». И это не отдельные какие-то высказывания, между прочим, а полновесные страницы. Любознательному читателю рекомендую главу под названием «О мусульманстве в степи». Сходные взгляды в свое время высказывал и Пушкин – имею в виду его очерк «Путешествие в Арзрум…».
Некоторые суждения Ч. Валиханова следовало бы считать пророческим предостережением. Никого не хочу обидеть, даже и в мыслях этого нет, но так пишет Ч. Валиханов: «Ислам не может помогать русскому… правительству, на преданность татарского продажного духовенства рассчитывать нельзя… Татары в старое время, когда ислам на берегах Волги не был в такой силе, как теперь, служили России и на ратном поле и в земском деле…» Особо подчеркиваю, что это мнение не закоренелого шовиниста, а султана Мухаммед-Ханафии (таково, так сказать, «официальное», мусульманское имя Валиханова; Чокан же – имя с рождения, которым нарекла его мать, и с которым он вошёл в историю нашего великого Отечества).
Высказывание необходимо дополнить и уточнить. Татарами в ХIХ веке в России иногда называли представителей ислама, причём, независимо от этнической принадлежности. Если же мы буквально, как этноним, понимаем это слово в тексте Ч. Валиханова, то не забудем, как много Героев Советского Союза – сынов татарского народа. И даже, находясь в плену, татары показывали примеры преданности Советской Родине. Известен факт: записавшись в «Исламский легион» и получив оружие, татары при первой же возможности переходили на сторону Красной Армии. Но это было время, когда духовенство занималось своим единственным делом – духовным окормлением паствы (чем, собственно, и обязано заниматься), и не было в эпоху СССР «ислама на берегах Волги в силе (курсив мой – А.С.)».
«В Китае нет многого, что есть у нас, – пишет в одном из отчетов Ч. Валиханов, - и есть много того, что следовало бы перенять нам». Подобных замечаний, рассыпанных по страницам официальных отчетов и записок офицера и его публикаций – множество.
…Впоследствии, на основании анализа материалов, представленных Ч. Валихановым или ранее собранных другими, но обработанных им, были уточнена граница с Китаем. По предложению Ч. Валиханова, по возвращении из Кашгара получившего звание штабс-ротмистра и назначение в Генеральный штаб, границей Поднебесной стали считать линию постоянных китайских пикетов на склонах тяньшанских хребтов. После успешных военных действий русских войск против Коканда, в которых, между прочим, принимал участие, опять же, и адъютант его превосходительства, и появления уже русских крепостей и укреплений вместо кокандских, китайские пикеты стали официальной границей между Китаем и Россией. С этого времени феодалы-манапы, бии, а также различные предводители киргизской вольницы, грабившей караваны и угонявшей скот у тех, кто был слабее, добровольно или вынужденно приняли подданство России. Или, не смирившись с новым порядком, откочевали в Китай – туда, где власть на окраинах была слабой. Отчет Ч. Валиханова был использован также при устройстве торговых факторий в Кашгарии и Джунгарии, то есть в Западном Китае.
Но всё же следует сказать, что собой представляла в ХIХ веке политико-административная карта Коканда, прочно блокировавшего торговлю России с Бухарой и Китаем, оказывавшего огромное экономическое и политическое влияние на исламский регион Китая, который мы ныне называем Синьцзян-Уйгурским автономным районом – СУАР. Не следует думать, что власть кокандских правителей (ханов) в ХIХ ограничивалась территорией современной Кокандской области. Крепости, а также постоянные, хорошо оборудованные пикеты Коканда утверждались там, где впоследствии, в советскую эпоху, возникли столичные города и крупные областные центры. Я привозил в Ленинград черепки керамических изделий, подобранные у подножья и на склонах глинистых холмов искусственного происхождения, возвышающихся над сухими руслами Чу, реки моего детства – на месте, где были кокандские укрепления. Огромная территория была под контролем этого средневекового государства! (Единого «Казахского ханства», о котором теперь нам рассказывают, и в помине не было; также не было, к примеру, «суверенного Таджикистана», или «Кыргызстана»; ну, это тема особого разговора, как и тема ислама в Киргиз-кайсацкой степи).
Отмечалось уже, что кокандские правители оказывали экономическое, политическое и даже военное влияние и на исламские районы Китая; как раз по этой причине китайцы мирились с тем, что кокандские аксакалы брали с купцов так называемый «зякет», предписанный Кораном и Пророком, фактически, торговую пошлину они взимали в соседнем суверенном государстве. Китайцы просто платили дань (под видом «зякета») кокандским правителям, чтобы те не посылали в Кашгарию возмутителей спокойствия – фанатичных ходж, которых мусульмане почитали, как прямых потомков Фатимы, дочери Пророка.
И во всём этом, представьте себе, предстояло разобраться на месте 23-летнему офицеру; по нынешним понятиям, – да и в то время, рядом с седобородыми аксакалами – юноша, мальчишка; правда, юноша, знавший диалекты тюркского языка, арабскую и персидскую грамоту. Караванщики, конечно, видели, что в двух шагах от них, в войлочном коше (в палатке) бритоголовый благочестивый Алимбай «в национальном киргизском костюме», в тюркском обличье которого просматривались монгольские черты, благоговейно читает или листает рукописи, книги и ханские ярлыки, как и священный Коран, исписанные арабской вязью. Очевидно, что богоугодное занятие. Никто не догадывался, а кто и сказал бы, не поверили, что на самом деле на их глазах адъютант его превосходительства – белого генерала Гасфорта – изучает, систематизирует и обрабатывает материалы, имеющие огромную ценность и для науки, и для русской дипломатии и торговли. И, конечно же – для Генштаба русской армии. Вот что об этом пишет сам Ч. Валиханов: «Во время пребывания в Кашгаре я… заводил знакомство с лицами всех наций, сословий и партий (так в тексте – А.С.), и сведения, полученные от одного, сверял с показаниями другого. Географические сведения, маршруты, собранные мною, имеют значение в связи с существующими исследованиями и требуют предварительного знакомства с источниками, а потому оставляю их, как и сведения о Коканде, предметами отдельной статьи, а теперь прилагаю записку о Алтышаар, или о Шести… городах Восточного Туркестана… Продолжительная болезнь не позволила мне вполне обработать эту записку, но она содержит в себе факты, до сих пор вовсе неизвестные…».
Возможно, это были последние строчки текста офицера Генштаба Валиханова, продиктованные помощнику в султанской юрте на урочище в Семиречье, в виду Алтын-Эмельского хребта.
Уроки истории не усвоены, на ошибках прошлого не учимся
…Читаешь очерки и отчеты Ч. Валиханова, а также материалы, обработанные им, а вечером видишь на новостной ленте сообщение об очередном случае исламского изуверства, кровавого экстремизма, невольно приходишь к мысли, что высшие правительственные чиновники, включая и послов в республиках СНГ, или невежды, или здесь что-то другое, погожее на предательство, подкуп и коррупцию в особо крупных размерах. Во всяком случае, 23-летний офицер кажется мудрее нынешних российских политиков и обитателей кремлёвских башен. Особенно в связи с двусмысленными разглагольствованиями о «проблеме Курильских островов» на телеканалах. Уроки истории не усвоены, на ошибках прошлого не учимся!
Что же касается китайцев, то они-то как раз из прошлого (возможно даже старательно изучая научные труды и служебные отчеты «русского шпиона») как раз сделали правильные выводы, нежели наши кремлевские и думские сидельцы. Во всяком случае, в последнее время, когда против исламских экстремистов применяют уже современные ракеты и самолеты, крупные армейские соединения, нет информации о кровавых смутах и серьезных терактах в СУАР, который в течение столетий был головной болью для правителей центрального китайского правительства. В Китае тоже есть ислам, даже есть Исламский институт в Урумчи, где готовят священнослужителей, но там нет исламского экстремизма, изуверства и безнаказанности, как в России. (О пресловутой толерантности в странах Европейского союза и говорить не приходиться).
Н.И. Веселовский, известный русский ученый-ориенталист, вспоминая Ч. Валиханова в 1904 году, уподобил его «блестящему метеору, промелькнувшему над нивой востоковедения». Зримый, яркий символ Русского Мира (Русской цивилизации) потускневшего, но не погибшего и в годы катастрофы СССР.
Да не изгладится память наша об этом русском офицере, воистину русском патриоте, верно служившем России, Российской науке, в котором текла кровь прямых потомков Чингисхана и не было ни капли славянской крови.
Анатолий СТЕРЛИКОВ
__________________________
Примечания ред. «Русский Лад»:
*) Кашгар, Кашгария – город и область в Восточном Туркестане (Западный Китай), ныне входят в СУАР – Синьцзян-Уйгурский автономный район; в научных трудах, в литературных текстах ХIХ века упоминается также под названием Малой Бухарии.
**)Бии- влиятельные родноначальники; пользовались правами по наследству. В феодальной иерархии - на втором месте после султанов; манапы - представители киргизской родовой знати; фактически были военными предводителями племен.
***)”Зякет” (“закат”, “закят”) - первоначально - милостыня, религиозный налог с мусульман в пользу бедных (Коран, сура 9, 60); в средневековье и во времена феодализма - фактически налог победителей на порабощенные народы, хотя бы они были мусульманами. Иногда - форма торговой пошлины или подоходного налога.
****)Мусабай Тохтабаев, караванбаши (старшина каравана), сподвижник Ч.Валиханова. За самоотверженность и мужество ему присвоен чин хорунжего; награжден золотой медалью на станиславской ленте.
*****Мавераннахр – арабское название Туркестана, вернее, Междуречья в пределах Сырдарьи и Амударьи.
Никитин Владимир Степанович
Тарасова Валентина Прохоровна
Панкова Алла Васильевна
Куняев Сергей Станиславович
Тарасов Борис Васильевич
Воронцов Алексей Васильевич
Самарин Анатолий Николаевич
Страница "РУССКИЙ ЛАД"
