Пригласили на телепрограмму с таким названием. В анонсе говорилось, что профессиональные критики дадут рекомендации по поводу ориентации в современном книжном море. Условно говоря, как выявлять пустоту под ореховой скорлупой, выбирать только самое ценное и не прогадать.
Наверное, такие рекомендации должны быть подобны советам спасателей, как вести себя на тонком льду, или при встрече с медведем, или если ты заблудился в лесу, и далее по пунктам расписывается алгоритм действий. Действительно, вопрос ориентации в современной литературе сегодня первичен, потому как он в первую очередь прикладной. Мало кому интересно переговорить с «профессиональными критиками» на предмет получения советов по вдумчивому чтению, опыту погружения и понимания произведения, всё это воспринимается за чистой воды схоластику.
ОРИЕНТАЦИЯ же важна: как не заблудиться и не пропасть на территории неизведанной земли — современной литературы, которая обрела реальность книжного моря. От рукописи до типографского станка рукой подать: один прыжок и заветный томик в руках. Другое дело — «раскрутка» и вложения в продвижение, но это уже дело издательской стратегии, и критик на это никак не влияет. Его могут подключить позже, когда уже сделана ставка на тот или иной текст, чтобы обосновать эту стратегию, этот выбор и облечь его в удобоваримую для читателя обёртку. В этом плане роль критика свелась к менеджерской функции сотрудника корпорации по продвижению текстов. Он не в издательском штате, но работает на подрядах.
В принципе и эту единицу можно сократить в силу невеликого значения по сравнению с издательским станком, генерирующим книжное море, но его оставляют по традиции и в силу того, что всё-таки речь идёт о художественной литературе, а критическая инстанция придаёт ей интеллектуальный флёр, без которого никуда. Поэтому и в качестве критиков у нас выступают серийные рецензенты, на постоянной основе сотрудничающие с тем или иным топовым изданием. Нельзя сказать, что они пишут исключительно рекламно-заказные тексты, вроде даже вольны в оценках и оценивают тексты, исходя из собственного литературного вкуса или убеждений. Но близость к издательскому бизнесу, включённость, пусть и опосредованная, в него рано или поздно ведут к определённой инерции и стремлению потрафить, осознанно или нет, издательскому маховику. Если книжный бизнес подминает сегодня всех и вся, начиная с литератора, который так или иначе подстраивается под его запросы, почему от этого должен быть свободен литературный критик, у которого к тому же присутствует ощущение «свой среди чужих, чужой среди своих»: не литератор, но претендующий на многое.
На сегодняшний день главная и основная реальность в нашем литературном процессе — издательский бизнес, своеобразная книжная олигархия. Всё прочее, от премиальных институтов до литераторов и критиков, зависит от неё, находится в жёстком к ней притяжении. Даже институт толстых журналов, который последние десятилетия и без того дышит на ладан, воспринимается за фарм-клуб для книжных монополий. Публикация в журнале сейчас ни на что не влияет, кроме того, что может служить заявкой на издание книги. Уже известно несколько историй об удачливых дебютантах, публикации которых никем не были прочитаны в журналах, а книга и издательское вложение в раскрутку сделали имя.
Книжный бизнес форматирует сам литературный процесс, существенно видоизменяя его. Так, художественному произведению навязан совершенно несвойственный ему временной ритм. Начиная от автора, который будто привязан к станку и должен «по-пелевински» выдавать текст по календарю. Завершая временем жизни самого текста и режима существования его в качестве новинки, который завязан на жёсткие рамки от одного премиального цикла до другого. Ах да, тиражи… Это ведь также важная категория литературного процесса: сделана ставка на массовость не тиражей, а наименований. Тут можно увидеть подспудный отказ от просвещения масс и переход к удовлетворению потребностей. Сфера услуг? Почему нет? Таким же образом назвали ведь и школьное образование...
В широчайшем книжном ассортименте — полная свобода: минимум ГОСТов, практически без ОТК, книжный бизнес давит многообразием. Соответственно, в этом многообразии, как на бло-шином рынке, можно найти всё что угодно: от совершенно ненужных и даже непотребных вещей до уникальных и важных. Риск последних состоит в том, что они могут никогда не увидеть читателя под толщей прочего хлама. И это серьёзная проблема, памятуя о том, что условное время жизни литературного произведения сейчас всё больше приближается к сроку журналистской статьи (что уж говорить здесь о критическом высказывании, которое в этой ситуации должно ориентироваться не на глубину, а на первичные эмоции, стать блогерским).
ТУТ МЫ получаем и другую проблему: создаётся иллюзия, что писатель перестаёт писать в стол, книги-то выходят, но контакта с читателями нет, нет и традиции прочтений его текста. Получается, что книга уходит «в стол» не в виде рукописи, а уже в книжной обложке и там пропадает, выгорает.
Поэтому сейчас долг литературного критика состоит не во включённости и подчинённости диктату книжного бизнеса, а в попытке ему противостоять. Критик тут, по сути, один, и он в поле воин. Будем на это надеяться?
Всё-таки главная задача литературного критика другая, нежели быть путеводителем в мире книг. Он на самом деле призван заниматься не просто путевождением. Его «путеводная звезда» может оказаться крайне тенденциозной, так как он сам ведь предельно субъективен. Его дело не замыкается на рецензировании новинок, он пишет историю современности, поэтому и должен быть мыслителем, публицистом, высказывающимся на актуальные общественные темы. Книжный же бизнес всё пытается загнать его в рамки банального рецензирования и наклейки особого клейма, как в программе «Ревизорро».
Сейчас книжный бизнес пытается монополизировать право (если это уже не произошло) на написание истории современной литературы (именно поэтому в образе критика он видит главного конкурента). Этому необходимо противостоять. И вовсе не из-за того, что в первые ряды будут выведены «не те», а достойные оттеснены, а потому, что сама литература подвергается очень серьёзной деформации и подрубается её корневая система. Профанируется сакральный статус текста, ведь таковых высказываний не может быть многие десятки в каждый сезон, при том что именно на пестроту делают ставку издательства. В этом плане критик должен быть консерватором по отношению к литературному процессу и новатором по отношению к произведению.
Сейчас мы имеем дело с совершенно иным характером бытования художественного текста, который подчинён издательскому бизнес-маховику. При этом запрос на книгу, в том числе на современные новинки, велик, но идёт неумолимый процесс десакрализации книги, вплоть до того, что она воспринимается как «пылесборник». Это также последствия современного издательского станка, превращающего текст в одноразовый продукт быстрого приготовления с непродолжительным сроком хранения. Происходит и потеря иерархичности в литературе. Каждый может писать, рецензировать, рекомендовать, а если вложиться в раскрутку, то к этому мнению ещё и будут прислушиваться.
КАКОЙ ПУТЬ? Увеличение удельного веса роли государства, которое давно уже махнуло на литературу рукой? Это простое решение, но и его отторгать категорически не стоит, ведь речь о сфере искусства, и государство не имеет права оставаться в стороне. Ждать, что всё решит рынок и останутся только лучшие, также не приходится, ведь в нынешних реалиях образ современной литературы может быть существенно деформирован.
Издательские корпорации создают репутации, «бренды» (например, «редакция Шубиной»), которые претендуют на то, чтобы стать безусловным литературным мерилом, особым знаком качества, а также путеводителем на любой вкус. Так постепенно монополизируют пространство современной литературы. Все прочие репутации если не маргинализируются, то оттесняются на территорию самодеятельности. Что такое сейчас этот самый «профессиональный критик»? Несколько постоянных авторов при популярном издании. Для всех остальных критика — личное дело, к тому же неблагодарное, и тут суть даже не в гонорарах, а в площадках. Все они, из оставшихся, как правило, малотиражные и по значимости равносильны реплике в блоге. Потому и регулярно говорят о «смерти критики», проводя через эту броскую и демагогическую формулу мысль о том, что критика сегодня не нужна. Было бы издание, которому это интересно, — появится и критик-рецензент. Зачем критик «профессиональный», если любой читатель может разместить в соцсети своё мнение, и эффект от него будет немногим меньше, чем высказывание критика в малотиражном издании?
Разговор о книгах сейчас всё больше переходит в блоги, соцсети (есть даже книжный Instagram — Букстаграм), как, впрочем, туда смещается и журналистика. Книжные блогеры набирают авторитет. Их главные плюсы состоят в вирусном высказывании по принципу «сарафанной почты» и возможности сделать перепост. Для издательских корпораций это опять же перспективное поле работы, и они не будут убивать время на критиков. Мы помним, что в ситуации огромного выбора на любой вкус главное — себя подать и продать, поэтому нужна не критика, нужен маркетинг. Критик же не рекомендует, иначе он превращается в маркетолога, пиарщика.
Критик не даёт рекомендаций, он не синтезирует «философский камень» текста, удобоваримого для всех, универсального. Дело критика — чтобы что-то осталось в вечности, он «вписывает в историю». Как, например, Достоевский в своей известной речи о Пушкине. Или ещё: тот же Достоевский разве может быть безусловно принят всеми, если его рекомендовать с гарантией, что не разочаруешь и время читательское не будет потеряно? Задача критика в том, чтобы обосновать: Достоевского необходимо прочесть, даже если этот автор тебе не близок и этот «продукт» ты бы не положил в свою корзину с полки супермаркета. Почему? Потому что после знакомства с таким писателем сам человек уже не остаётся прежним. Это — повышение планки, что и делает литература, если, конечно, мы говорим о ней, а не просто о чтиве.
СОВЕРШЕННО профанным, по-моему, следует считать восприятие критика как профессионального читателя-лоцмана, читателя-дегустатора, готовящего вам рекомендательные списки. Критика абсорбирует ценностные критерии, помогает формировать духовную парадигму общества, вписанную в контекст тысячелетней традиции. Критик же производит диалог (но сейчас с этим проблема), через который произведение начинает расцвечиваться интерпретациями и вдумчивыми прочтениями.
В рекомендациях, так же как и в книжном мо-ре, — ставка на массовость. Это приводит к ситуации, когда рекомендация ни к чему не обязывает. Долой авторитеты, долой диктат, просто я так вижу и имею право. Виват вкусовщина! А всё остальное — тоска зелёная.
Сейчас вообще пошла мода на книжные рекомендации. Рекомендуя, ты как бы повышаешь свой статус, а в обществе эта статусность важна. Медиаперсоны ринулись в рецензенты (например, телеведущая Тина Канделаки пишет: «Сегодня рекомендую два романа, сборник рассказов и биографию: Людмила Улицкая — «Лестница Якова» и «Медея и её дети»; Владимир Сорокин — «Белый квадрат»; Брайан Бойд — «Набоков. Американские годы». Моя рецензия на «Медею» есть в «Телеграмме». Если читали, делитесь впечатлениями»). Отсюда мы и получаем то, что разговор о книгах переходит в разряд обмена впечатлениями, а эта эмпирея очень ситуативная и личная.
Не стоит также недооценивать такие понятия, как политика и идеология. Так или иначе, но наши оценки художественного произведения часто зависят от них. Мы формируем круг единомышленников, в том числе в литературе и через неё. Поэтому вполне допускается практика рекомендаций книг, исходя из политических или идеологических соображений.
Роль советов и рекомендаций не надо преувеличивать. Это всегда упрощение, а в общении с литературой не надо упрощать. Критика открывает диалог и диалогическое пространство. Необходимо понять, что открытие особенно современной литературы — это гигантский труд, он не может быть лёгким. На этот труд и надо настраивать читателя, чтобы он избавлялся от инстинктов, приобретённых в супермаркете. Путь неимоверно сложный, чреватый многими огорчениями и долгими блужданиями, но в итоге победа любит заботу. Пройдя чрез тернии, можно обрести звёзды.
Андрей РУДАЛЁВ
Источник: «Правда»