Е.А. Гончаров. О цивилизационном характере Великой Октябрьской социалистической революции

VOSR

В последнее время в ряде публикаций научного и научно-популярного (а порой и откровенно пропагандистского) характера вновь выдвигается старый, давно известный тезис о «государственно-капиталистической природе» советского общества, об «эксплуататорском характере советского государства», отражавшего, якобы, отнюдь не интересы новой исторической общности – советского народа, но «нового господствующего класса» – партийно-государственной номенклатуры (при этом утверждается, что именно верхушка советского чиновничества – т.н. «партхозактив» - являлась «коллективным собственником» средств производства в СССР).

В качестве примера можно привести ряд статей А. И. Колганова и А. В. Бузгалина, как и некоторых других теоретиков неотроцкистского направления, не способных выйти за пределы формационной схемы развития человечества, представленной некогда К. Марксом в «Капитале» и составляющей, в самом примитивном ее варианте, «основу марксистского обществоведения» в толковании идеологов хрущевско-брежневской эпохи.

Напомню ее основные положения:

1. Основное содержание истории – развитие производительных сил общества.

2. В процессе производства люди вступают друг с другом в отношения, именуемые производственными.

3. Отношения господства и подчинения в обществе – классовые отношения - определяются формой собственности на средства производства. Общество без частной собственности – коммунистическое общество – является бесклассовым. Общество с частной собственностью на средства производства является классовым; класс-собственник становится эксплуататором, тогда как класс, лишенный средств производства – объектом эксплуатации.

4. По мере развития производительных сил все человечество проходит следующие стадии развития – общественно-экономические формации, для каждой из которых характерен свой, специфически ей присущий способ производства и соответствующая классовая структура: первобытный коммунизм, рабовладение, феодализм, капитализм и вновь коммунизм – уже на более высоком уровне развития производительных сил.

5. Производительные силы общества развиваются постоянно, тогда как производственные отношения в рамках данной формации остаются постоянными. Поэтому рано или поздно производительный силы «перерастают» данный способ производства (производственные отношения начинают тормозить дальнейшее развитие производительных сил). Этот конфликт разрешается в ходе социальной революции - качественной смены формации на более прогрессивную, т.е. обеспечивающую дальнейший рост производительных сил общества и, в конечном итоге, более высокий уровень их развития в сравнении с предыдущей.

6. Социальная революция происходит тогда и только тогда, когда данный способ производства полностью исчерпывает потенциал развития производительных сил, т.е. при условии, что производительные силы в рамках этого способа производства развились до возможного предела и далее расти – без смены типа производственных отношений и, следовательно, классовой структуры общества – не могут. И совершается эта революция силами эксплуатируемого класса.

В соответствии с данной формационной схемой переход к коммунизму должен был произойти в общемировых масштабах («мировая революция»), начавшись в тех странах, где капиталистическое производство развилось до своего естественного предела – а именно в Западной Европе и США, а революционным классом, классом, которому предстоит осуществить социалистическую революцию, является пролетариат (прежде всего, промышленный пролетариат) этих стран.

Что же произошло в действительности (напомним: согласно марксистской гносеологии, практика есть критерий истинности любой теории)? НИ В ОДНОЙ из развитых капиталистических стран социалистическая революция так и не произошла! Более того, ВСЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ ХХ ВЕКА имели место в странах, где капитализм только начинал развиваться, а промышленный пролетариат составлял либо считанные проценты населения, либо отсутствовал вообще!

«Ортодоксальные марксисты» - меньшевики, затем – троцкисты, как и сегодняшние ревнители «чистоты учения», объявили эти революции «революциями регресса», а то и «контрреволюциями», приведшими к торжеству государственного капитализма. С другой стороны, большевики, взяв власть в стране, где 85% населения составляли крестьяне, а пролетариат – 7%, вынуждены были как-то обосновать это разительное несоответствие марксистской схемы и основанных на ней прогнозов реальности.

В этом контексте представляется очевидным, что предложенное обоснование - теория «слабого звена в цепи капиталистических держав» в сочетании с теорией построения социализма в одной, отдельно взятой стране (да еще в стране с преобладанием докапиталистических укладов!) – не мелочь, не «дальнейшее развитие» марксизма – это коренной переворот в революционной теории, а то, что Ленин и Сталин осуществили в России – революция в социальной практике. Утверждалось, что Россия не должна ждать социалистической революции в промышленно развитых странах Запада; она может совершить скачок из отсталой, патриархальной, полуфеодальной страны в социализм, минуя капитализм! А социально-классовая основа такого скачка – союз рабочего класса и крестьянства, того самого крестьянства, которое, по Марксу, представляло собой обреченный на исчезновение класс уходящей эпохи феодализма, и чей социализм, согласно «Манифесту Коммунистической партии», имел РЕАКЦИОННЫЙ характер!

Собственно, для того, чтобы отвергнуть тезис о «мелкобуржуазной сущности» русского крестьянства, достаточно следовать логике самого Маркса. Английский фермер, французский «пейзанин» и германский «бауэр» являлись СОБСТВЕННИКАМИ основного средства производства – земли, и потому никак не могли быть носителями коммунистического мироощущения. Но в России XIX века крестьян – собственников земли практически не было: земля либо находилась в собственности ОБЩИНЫ, либо арендовалась той же общиной у собственника – как правило, помещика или кулака. Подчеркну – основное средство производства русского крестьянина – земля – находилась не в его ЧАСТНОЙ, но в КОЛЛЕКТИВНОЙ СОБСТВЕННОСТИ (либо в распоряжении) крестьянской ОБЩИНЫ. Да, инвентарь – орудия, необходимые для обработки земли – находился в собственности крестьянина. Но разве рабочий, идущий на завод со своим напильником, тем самым превращается в мелкого буржуа?

Единственное различие состояло в том, что крестьянин жил со «своего хозяйства», тогда как рабочий – с заработной платы. Но при этом надо помнить, что в конце XIX – начале ХХ вв. средняя сумма платежей с крестьянского хозяйства в Европейской России (налоги, выкупные платежи, арендная плата, взносы в фонд общины и проч.) превышала его доходность! То, что у крестьянина оставалось (в т.ч. от разного рода приработков), не покрывало даже стоимости его рабочей силы, не давало ему – как работнику – полноценно воспроизводиться! Отсюда – тотальная нищета русской деревни, постоянное недоедание (хлеб с лебедой даже в середняцких хозяйствах) и регулярный катастрофический, уносящий жизни миллионов, голод. И, тем не менее, лишь общинный строй и составляющее ее основу хозяйство семейного (а не рыночного) типа обеспечивали российскому крестьянству выживание в столь неблагоприятных условиях.

С. Кара-Мурза пишет: «Именно община с ее уравнительным, укладом позволила «великорусскому пахарю» освоить огромную зону рискованного земледелия и обеспечить своим трудом и воинской повинностью создание великой державы со всеми необходимыми институтами. Общинный уклад позволил крестьянскому двору организовать хозяйство «ради жизни» (а не ради наживы) — по типу хозяйства семьи (а не рынка) Семейное хозяйство, основанное на соединении ресурсов, а не их купле-продаже, исключительно эффективно для определенного класса целей. Полная замена его рыночными отношениями невозможна, так как оказывается, что ни у одного члена семьи не хватило бы денег расплатиться по рыночным ценам с другими членами семьи за их вклад» [4, С. 42-43].

Потенциально крестьянин мог превратиться в эксплуататора – при излишке земли и возможности нанимать рабочую силу со стороны (собственно, и пролетарий может «переродиться» в представителя «рабочей аристократии»). Но ведь именно такого расслоения хотели избежать сами общинники, практикуя уравнительное землепользование и категорически протестуя против частной собственности на землю и наемного труда в деревне.

Здесь необходимо обратиться к теоретическому наследию М. А. Бакунина, ведущего теоретика русского революционного народничества и народнического – немарксистского! – коммунизма. Бакунин категорически отвергает представления Маркса и Энгельса о крестьянстве, об «идиотизме деревенской жизни». Он предупреждает рабочих, что этот социальный расизм в отношении крестьян не имеет под собой никаких разумных оснований. Более того, он выдвигает пророческий тезис о том, что социалистическая революция может произойти только как действие братского союза рабочего класса и крестьянства. Этот тезис Ленин развил в целостную политическую доктрину (которая и стала основанием ленинизма), но надо признать, что он был уже вполне определенно высказан Бакуниным и принят народниками.

М.А. Бакунин пишет: «В интересах революции, которая их освободит, рабочие должны как можно скорее перестать выражать это презрение к крестьянам. Справедливость требует этого, потому что на самом деле у рабочих нет никакого основания презирать и ненавидеть крестьян. Крестьяне - не лежебоки, они такие же неутомимые труженики, как и рабочие; только работа их ведется при иных условиях, вот и все. Перед лицом буржуа-эксплуататора рабочий должен чувствовать себя братом крестьянина» [1, С. 267].

Крестьянин-общинник – носитель КОММУНИСТИЧЕСКОГО мироощущения даже в большей степени, чем пролетарий. Для того, чтобы в полной мере осознать значимость этого фактора, мы должны выйти за рамки формационного подхода и обратиться к подходу цивилизационному, точнее, к той его версии, что основывается на достижениях современной социологии. В отличие от классической формационной схемы, типологизация обществ здесь осуществляется по признаку преобладания одного из двух социальных процессов – кооперации (сотрудничества) или конкуренции (соперничества). Соответственно, выделяется два противостоящих друг другу типа социальности – коллективистский и индивидуалистический. Индивидуалистическое общество имеет классовую структуру (классы различаются по отношению к собственности на средства производства), тогда как коллективистское общество – сословную (сословия различаются по их социальной функции, представляя собой важнейшие для данного общества социальные институты).

Российское общество конца XIX – начала ХХ века было в основном коллективистским, сословным («традиционным»), на которое уже начала – под интенсивным влиянием буржуазного, индивидуалистического («современного») общества Запада – накладываться чуждая ему социальная структура, формироваться островки классового общества, островки капитализма. Казалось бы, под его воздействием традиционное, коллективистское общество России и его основа – крестьянская община – должны были разрушаться. Но не тут-то было! И. Ионов пишет об этом: «Однако история России знает и … своего рода реакцию на процесс вестернизации и модернизации. Ее результатом стало развитие традиционалистских настроений и взглядов. Наиболее ярким фактом, демонстрирующим этот процесс, был рост стремления к уравнительности у русского крестьянства центральных губерний в 1870–1900 гг. в ходе его втягивания в товарно-денежные отношения и развития социального расслоения в деревне, зафиксированного статистикой. Вместо того чтобы стремиться обогатиться за счет других крестьян, расширить свой надел, выйти из общины, крестьяне именно тех губерний, где были сильно развиты отходничество и товарно-денежные отношения, стремились к укреплению общины, к переходу от менее уравнительных (по числу работников) к более уравнительным (по едокам) переделам земли, предотвращавшим дальнейшее расслоение и ослабление общины. В Московской губернии число таких общин за указанный период возросло в 3 раза (до 77 %), во Владимирской — в 5 раз (до 94 %), в Саратовской — в 41 раз (до 41 %)» [3].

В целом после реформы 1861 г. на рынке земли стали господствовать трудовые крестьянские хозяйства, а не фермеры. Если принять площади, полученные частными землевладельцами в 1961 г. за 100%, то к 1877 г. у них осталось 87%, к 1887 г. 76%, к 1897 г. 65%, к 1905 г. 52% и к 1916 г. 41%, из которых 2/3 использовалось крестьянами через аренду. То есть, за время “развития капитализма” к крестьянам перетекло 86% частных земель. Почему? Аграрное перенаселение в России позволило поднять арендную плату в 4–5 раз выше капиталистической ренты. Поэтому укреплялось не капиталистическое, а трудовое крестьянское хозяйство — процесс шел совершенно иначе, чем на Западе. A.B. Чаянов утверждает: «В России в период, начиная с освобождения крестьян (1861 г.) и до революции 1917 г., в аграрном секторе существовало рядом с крупным капиталистическим крестьянское семейное хозяйство, что и привело к разрушению первого, ибо малоземельные крестьяне платили за землю больше, чем давала рента капиталистического сельского хозяйства, что неизбежно вело к распродаже крупной земельной собственности крестьянам» [7, С. 143].

С. Кара-Мурза констатирует: «В то же время государство с помощью налогообложения стало разрушать натуральное хозяйство крестьян, заставляя их выносить продукт на рынок, что обеспечивало валютные поступления от экспорта зерна. В середине 70-х годов XIX в. средний доход крестьян с десятины в европейской части России составлял 163 коп., а все платежи и налоги с этой десятины — 164,1 коп. Поэтому практически все крестьяне занимались отхожим промыслом или сочетали земледелие с сезонной работой в промышленности. Резко повысилась мобильность населения. Сословное общество России, оставаясь в главных признаках обществом традиционным, быстро модернизировалось» [4, С. 55].

Меньшевики упрекали Ленина в том, что он предал забвению выводы своего же собственного фундаментального труда «Развитие капитализма в России», в котором, за семнадцать лет до Октября, доказывал, что общинное крестьянство в России исчезает, что капитализм добивает его, превращая в пролетариат. Но ведь в том и гениальность Ленина, что он смог пересмотреть свои взгляды, исходя из практики – несмотря на тяжелейшие условия существования, община в России не только не слабела, она крепла, выдерживая конкуренцию с кулацким и помещичьим – капиталистическим – хозяйством!

По данным Вольного экономического общества, за 1907-1915 гг. из общины вышли 2 млн. семей. По данным МВД Российской империи, 1,99 млн. Более половины из этого числа вышли за два года - 1908 и 1909, потом дело пошло на спад, вопреки сильному экономическому и административному давлению. То есть, всего из общины вышло около 10% крестьянcких семей России. Возникло около 1 млн. хуторов и отрубов. Немного. Причем 57% всех вышедших из общины пришлось на 14 губерний юга, юго-востока и северо-запада. Иными словами на все губернии с русским населением пришлось лишь 43% тех, кто покинул общину. Это данные из статьи 1916 г., в которой приведены итоги землеустройства по всем районам России [6] .

Таким образом, община пережила столыпинскую аграрную реформу, декларировавшую ее уничтожение как основную цель, - пережила и усилилась. Кстати, после ликвидации помещичьего землевладения и частной собственности на землю, в середине 20-х годов уже 94% всех земель сельскохозяйственного назначения в СССР находилось в пользовании крестьянских общин! Если б это было не так – удалось бы в кратчайшие сроки и без сопротивления со стороны основной массы крестьян провести коллективизацию?

Как ни странно, но самым дальновидным из марксистов в отношении общины оказался сам Маркс, видевший именно в сельской общине зерно и двигатель социализма, возможность перейти к крупному земледелию, избежав, в то же время, торжества капиталистических отношений. Он писал в 1881 г.:

“Россия - единственная европейская страна, в которой “земледельческая община” сохранилась в национальном масштабе до наших дней. Она не является, подобно Ост-Индии, добычей чужеземного завоевателя. В то же время она не живет изолированно от современного мира. С одной стороны, общая земельная собственность дает ей возможность непосредственно и постепенно превращать парцеллярное и индивидуалистическое земледелие в земледелие коллективное, и русские крестьяне уже осуществляют его на лугах, не подвергшихся разделу. Физическая конфигурация русской почвы благоприятствует применению машин в широком масштабе. Привычка крестьянина к артельным отношениям облегчает ему переход от парцеллярного хозяйства к хозяйству кооперативному... С другой стороны, одновременное существование западного производства, господствующего на мировом рынке, позволяет России ввести в общину все положительные достижения, добытые капиталистическим строем, не проходя сквозь его кавдинские ущелья” [5].

Впрочем, эти взгляды о русской крестьянской общине настолько противоречили «ортодоксальному марксизму», что и сам Маркс не решился их обнародовать - они остались в трех (!) вариантах его письма В.Засулич, и ни один из этих вариантов он так ей и не послал. Позже, в 1893 г., Энгельс в письме народнику Даниельсону (переводчику первого тома “Капитала”) пошел на попятный, сделав оговорку, что “инициатива подобного преобразования русской общины может исходить не от нее самой, а исключительно от промышленного пролетариата Запада” [8]. Таким образом, после некоторых колебаний Маркс и Энгельс «уступили марксизму», вернувшись к тезису о том, что социалистическая революция в слаборазвитых и зависимых странах возможна лишь под влиянием социалистической революции на Западе. С другой стороны, М. Бакунин и русские народники утверждали, что социалистическая революция начнется и победит отнюдь не в развитых капиталистических странах – ибо в эпоху колониализма все их население, включая рабочий класс, в большей или меньшей степени становится эксплуататором народов колоний и зависимых стран. Отсюда - утрата революционности пролетариатом Запада. Но ведь об этом же, о подкупе буржуазией империалистических держав своего пролетариата – писал и Ленин!

Как уже отмечалось, все успешные социалистические (точнее, коммунистические) революции ХХ века произошли в странах, где абсолютное большинство населения составляло общинное крестьянство. Китай, Индонезия, Корея, страны Индокитая, Куба, последние десятилетия – другие страны Латинской Америки – Венесуэла, Боливия, Эквадор, Никарагуа… Да, это были революции социалистические, антикапиталистические - но социалистические (антикапиталистические) они не потому, что в этих странах капитализм исчерпал свои производительные возможности и возникли экономические предпосылки для перехода к социализму (этого явно не было), а потому, что народы этих стран – крестьянских стран, отвергли «путь на Запад», путь интеграции в «глобальный рынок» мирового империализма (в качестве сырьевого придатка), попытавшись отстоять свой путь – путь коллективистской цивилизации, цивилизации-семьи, основанной на общинных ценностях.

Борьба между буржуазией и пролетариатом Запада идет всего лишь за более выгодные условия купли-продажи рабочей силы. Наемный работник стран «золотого миллиарда» прекрасно уживается с капитализмом: относительно высокий уровень его жизни поддерживается за счет эксплуатации стран «третьего мира» («неэквивалентного обмена» и прочих механизмов грабежа бывших колоний).

Для крестьян-общинников развитие капитализма – смерть. Причем для значительной их части – смерть в прямом смысле слова, для остальных – пауперизация, тотальное обнищание; именно поэтому во всех крестьянских наказах 1917 года (на основании которых был составлен «Декрет о Земле») имеет место требование ЗАПРЕТА ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ НА ЗЕМЛЮ, а в 67% - ЗАПРЕТА НА ИСПОЛЬЗОВАНИЕ НАЕМНОГО ТРУДА В ДЕРЕВНЕ. Разве эти требования – не самое яркое проявление КОММУНИСТИЧЕСКОГО мироощущения основной массы российского крестьянства?

Таким образом, мы можем, вопреки традиционной марксистской схеме, утверждать, что коммунистическая революция есть явление не столько формационное, сколько цивилизационное – и побеждает она в странах, коллективистских по типу цивилизации, в странах, основой социального организма которых является ОБЩИНА. Ударная сила такой революции – общинное крестьянство и рабочий класс, непосредственно из этого крестьянства вышедший, а потому и оставшийся носителем общинных – т.е. коммунистических ценностей (рабочему классу в масштабах всей страны проще самоорганизоваться). Коммунистическая революция в странах, где капиталистические отношения только начинают развиваться – проявление «реванша культуры», выражающегося в массовом сопротивлении попыткам наиболее прозападной части общества (т.е. представителей инородной для данного общества классовой структуры) повернуть страну на иной цивилизационный путь, путь индивидуалистической цивилизации, притом – в варианте отнюдь не полноценного (развитого), но периферийного (зависимого) капитализма. Социализм советского или близкого ему типа является естественной фазой развития коллективистского общества, тогда как капитализм неизбежно ведет к его регрессу (что мы и наблюдаем на примере постперестроечной России) и, в итоге, к социальной деградации и распаду.

В свою очередь, в тех странах, где сложился индивидуалистический тип социальности, успешная социалистическая (коммунистическая) революция представляется невозможной, опять-таки в связи с характерными особенностями индивидуалистической цивилизации. Капитализм представляет собой закономерную фазу его развития индивидуалистического общества, а попытки его преодолеть, слепив из людей-атомов, конкурирующих на рынке рабочей силы индивидов некое подобие «общества-семьи», приводят лишь к национал-социализму – фашизму в различных его вариациях. Соответственно, социалистическая революция в ОБЩЕСТВЕ индивидуалистического типа невозможна – по крайней мере, в обозримой исторической перспективе.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бакунин М.А. Кнуто-германская империя и социальная революция / М.А. Бакунин // Философия, социология, политика, — М.: Правда. - 1989.

2. Гончаров Е. А. Марксизм и современность: Взгляд из XXI века / Е. А. Гончаров // Сборник материалов IX Международной заочной научно-практической конференции «Актуальные проблемы науки, практики и вероисповеданий на современном этапе». - Красноярск: 2012. - С. 91-97.

3. Ионов И. Кризис исторического сознания в России и пути его преодоления / И. Ионов // Общественные науки и современность. — 1994. — № 6.

4. Кара-Мурза, Сергей. Крах СССР // Кара-Мурза, С.Г. - М.: Алгоритм. – 2013.

5. Маркс, К. Письмо В. И. Засулич / Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.marksizm.info/content/view/4046/60

6. Рожков, Н. Аграрный вопрос и землеустройство / Н. Рожков // Современный мир. – 1916. - № 3.

7. Чаянов А.В. Крестьянское хозяйство / А.В.Чаянов. — М.: Экономика, 1989.

8. Энгельс, Ф. Два письма Даниельсону / Электронный ресурс. Режим доступа: http://vif2ne.ru/nvz/forum/arhprint/170093